Нериэль успокаивающе коснулась ее плеча.
— Когда храмовники в Круге брали у меня кровь, они даже не подумали извиниться. А ваши толстые лорды стали бы просить прощения за кровь неприкасаемых? Мы были его пленниками, а обошлись с нами довольно мягко. Захвати нас обычные порождения тьмы…
Гномка недовольно мотнула головой, но промолчала.
— Я ограничил твою свободу, только чтобы не повторилось недоразумение в Башне, — вклинился вместо нее Архитектор. — Я не хочу быть тебе врагом.
— Ты не собирался нападать на Стражей! — догадалась Веланна, и по ее тону Нериэль поняла, что долийка уже верит порождению тьмы. Не потому, что Архитектор убедителен, просто чтобы не отвернуться от сестры.
— Не хотел, — тут же согласился он. — Я послал Иссохшего к Серым Стражам, чтобы просить о помощи. Мне следовало догадаться, что его появление сочтут атакой, но мне редко удается предугадать ваше поведение. Я сожалею об этой ошибке.
— Со-жа-ле-ешь? — по слогам выговорила Нериэль. Пальцы до судорог стиснули древко посоха. — Твой Иссохший перебил половину людей в крепости. На моих глазах он скинул человека с крыши и собирался перерезать горло еще одному.
На лестнице лязгнул металл: гномка подбежала к самому краю площадки. Когда Архитектор обернулся, она сделала руками несколько быстрых знаков.
— Нет, Ута, — ответил он и снова посмотрел на Нериэль. — Ута говорит, ты хочешь меня убить. Я прошу только об одном: выслушай меня. Если после этого твое желание не изменится…
Он развел руками, словно говоря: «Что тут поделаешь?». Нериэль с трудом удержалась, чтобы не поморщиться при виде отчетливо человеческого жеста.
— Сядь, Архитектор, — резко бросила Страж и посохом указала место в стороне от тевинтерского круга. — И пусть твоя… — она кивнула в сторону лестницы, — тоже сядет. Мои товарищи отойдут. Я наложу руну нейтрализации. Мы с тобой — два мага. В границах руны мы будем безопасны друг для друга.
— Ты хочешь говорить с ним?! — ахнула Сигрун, глядя, как Нериэль создает рунный узор.
— Я его выслушаю, — чародейка с трудом протолкнула тугой комок слов сквозь горло. — От того, что кому-то позволили объясниться, редко бывает вред.
— Спасибо. Ута когда-то была Серым Стражем, как вы, — сказал Архитектор, усаживаясь на пол среди голубоватых магических линий. — Она сопровождает меня, потому что верит в возможность разорвать порочную цепь Моров. Она первой дала мне кровь.
— Ты хочешь избежать нового Мора? — сорвалось с губ чародейки.
Архитектор несколько мгновений смотрел на нее молча. Нериэль вошла в границы руны, но осталась на ногах.
— Мор — проклятие и для твоего народа, и для моего, — спокойно заговорил эмиссар. — Он начинался, мои сородичи поднимались на поверхность и нападали. Вы защищались и загоняли их обратно. Гибли тысячи и тысячи — как с вашей стороны, так и среди моих собратьев.
Нериэль показалось, в голосе звучит горечь. Но кто может сказать наверняка?
— Мы начинаем Мор не потому, что жаждем разрушения. Мои сородичи слышат зов древних богов и повинуются. Но я могу освободить их, — продолжал Архитектор. — Для этого необходима кровь Серых Стражей.
Он объяснил суть пробуждения, которое дает порождениям тьмы разум, речь и имена. Эльфийка прохаживалась из стороны в сторону, не покидая руны. Поначалу она вглядывалась в черты собеседника, пытаясь оценить, насколько он искренен. Но серо-бледное худое лицо под маской почти не менялось, только шевелились губы — вполне человеческий рот, не похожий на зубастые пасти генлоков. Чародейка неохотно отметила, что голос этого порождения тьмы можно назвать приятным.
Порождения тьмы, которые говорят. С которыми можно…
Краем глаза она взглянула на спутников. Веланна села, скрестив ноги, смотрит на прежнего врага скорее дружелюбно. Натаниэль сложил руки на груди и привалился плечом к стене. Еще не расслабился, лишь убавил напряжение, но это значит, что и на него рассказ произвел впечатление. Только Сигрун стоит прямо, положив руки на рукояти мечей, хотя ей из-за лат тяжелее всех.
— Не хватало нам еще порождений тьмы, которые мыслят самостоятельно, — проворчала гномка себе под нос, но Архитектор услышал. Повернул голову к ней, словно пытаясь посмотреть слепыми глазами маски.
— Разум позволяет нам самим принимать решения и не поступать, как сородичи. Не искать древних богов. Не начинать Мор, — он снова повернулся к Нериэль. — Не сражаться с вами. Если ты поможешь мне справиться с Матерью, я уйду далеко на глубинные тропы, и там продолжу свои труды.
«Чего ты хочешь от меня?» — спросила Нериэль мысленно, переводя взгляд с губ порождения тьмы на золотые впадины маски. Она не помнила лица Архитектора, виденного мельком без этого убора, только ощущение чего-то неправильного, искаженного. Как ни странно, причудливая полоска металла сделала его человечнее на вид. Похоже, некоторые реакции людей Архитектор понимает. И пытается использовать.
Чего ты хочешь настолько сильно, чтобы рискнуть жизнью? Стражи пойдут убивать Мать и без тебя. Довольно было пропустить нас. Какой смысл подставляться под удар, а потом просить пощады?
— Ты не веришь, что Стражи справятся с Матерью? — спросила она.
— Мать очень сильна, — вздохнул Архитектор. — Ее охраняют дети, и она может влиять на тех, кто неразумен.
— Так же, как ты, верно? — сообразила Нериэль, вспомнив порождений тьмы — обычных неразумных тварей в сильверитовой шахте.
— Я могу в некоторой мере управлять собратьями, но мои возможности ограничены. И я не ищу власти над ними, только хочу освободить от оков. Пока Мать жива, продолжать мое дело нельзя. Я не в силах приблизиться к ней физически, но если ты примешь мою помощь — найду способ нанести удар.
Значит, «Оставь мне жизнь, чтобы победить общего врага»?
— Кажется, ты хорошо знаешь возможности Матери, — заметила Нериэль. — Кто она такая?
Архитектор принялся объяснять, печально склонив голову. Почему-то чародейка не удивилась — только вспомнились записки, которые она просмотрела, обыскивая кабинет и комнату Архитектора. Его письма и заметки рождали странное ощущение.
Будь он человеком, я назвала бы его мышление чудовищным. Но для порождения тьмы он удивительно человечен.
— А как пробудился ты сам? — спросила чародейка и остановилась, опираясь на посох. Ответ Архитектора заставил ее глаза удивленно расшириться.
Только скверна и тьма, и неразумные твари вокруг, и так много, много лет. Человек стал бы монстром в этом кошмаре. Какое чудо научило его желать другим добра? Как он понял, что свободные собратья лучше рабов, а мир — лучше завоеваний?
Усилием воли она погасила эмоции. Архитектор просит не сострадания, а союза.
Он знает возможности Матери лучше нас. А мы четверо — единственные Стражи на много дней пути. Если не справимся, Амарантайн останется беззащитным перед ее войском.
— Мир, — произнесла она, глядя на порождение тьмы сверху вниз.
— Нет, Нериэль! — рявкнула Сигрун возле тевинтерского круга. — Я тебе не позволю!
Нериэль отвернулась от Архитектора и пошла к гномке. Ута забеспокоилась, когда чародейка покинула рунный узор, но эмиссар даже не двинулся. Краем сознания эльфийка успела задуматься, что в этом спокойствии — доверие к ее слову, смирение перед судьбой или холодное знание: из-за руны нейтрализации она не сможет нанести удар.
— Ты с ума сошла! — прорычала Сигрун ей в лицо. — Это чудовище!
— Да, — кивнула Нериэль. Она говорила совсем тихо. — Но гораздо меньшее чудовище, чем мог бы… чем обязан быть. И он хочет покончить с Морами. Как и мы, верно?
— Да, но…
— Сигрун, — позвала чародейка почти ласково, стараясь смягчить тоном жестокие слова, — когда-то глава Летописцев в Орзаммаре сказал мне, что неприкасаемых следует убивать при рождении.
Сигрун скривилась, словно отхлебнула чего-то столь же тухлого, как гномья спесь.
— Многие люди охотно делали бы это с магами, — добавила Нериэль с печальной усмешкой. — Очень многие готовы уничтожить нас за то, кто мы есть — неприкасаемая, маг, долийка, Хоу…