… Она больно ударила меня по руке, хотя в ее движении не было злости.
– Нужно сначала дождаться приглашения, – холодно заметила она, повернулась и, к моему глубокому разочарованию, пошла прочь. Я ждал большего от этой встречи.
Сзади ее костюм выглядел совершенно обычным, как и у любой другой девушки.
Джил уже ждал меня в «Коппер Бич». Хотя в баре было не так пусто, как прошлым вечером, здесь было не более полудюжины посетителей.
Мы устроились в углу, там, где прошлым вечером сидели великаны.
Джил и я были одного роста, и даже веса, и одно время походили друг на друга. Теперь он носил очки и с его лица не сходило упрямое выражение: оставьте-меня-в-покое; я очень надеялся, что выгляжу иначе.
Джил мог бы добиться чего угодно. То есть теоретически, способности позволяли ему это. На практике же он не добился ничего и никогда не добьется.
Будучи человеком чутким, я понимал его лучше, чем кто бы то ни было, за исключением, быть может, Барбары.
Но никто и ничем не мог ему помочь. Потому что он сам ничего не мог сделать для себя.
Малейшая критика, тень намека на порицание, даже шутливого, наносила ему глубокую рану. Он был страдалец.
Из тех, что раз слегка поцарапавшись, будут кровоточить не один день. Если же Джил совершал настоящую ошибку, то он не меньше месяца приходил в себя. Но эта ошибка могла быть чисто символической, даже и не ошибкой вовсе. Кому-нибудь было достаточно намекнуть, что он сделал нечто глупое и он начинал страдать. Долго и молчаливо.
Конечно, он защищался. Всю свою жизнь он тратил на то, чтобы защищаться от нападения, которого никто и не собирался на него совершать.
Я жалел его почти также сильно, как себя. Что толку от почти гениальных способностей, если небрежная реплика дурачка-клерка могла привести к месяцу беспрерывных страданий?
Джил женился на Барбаре, другом странном гении – она рисовала, занималась лепкой, писала стихи и наотрез отказывалась удаляться от своего дома более чем на пять миль. Видимо, у нее были такие длинные корни.
– Что тебе известно, Вэл? – неожиданно спросил Джил, после того, как официантка принесла нам пиво. – Как ты думаешь, что здесь происходит?
Я достал монетку.
– Давай разыграем подачу.
Джил проиграл, и я предложил ему начинать.
– Банда каких-то ребят болтается вокруг нашего дома, – сказал он. – Их почему-то очень интересует Гарри.
Гарри был двухлетним сыном Джила и Барбары. Он был их единственным ребенком и таковым и останется по двум весьма убедительным причинам. Барбара больше не могла иметь детей. Да и Джил – как он мне однажды признался одним пьяным вечером, когда мы оба изо всех сил жалели себя – тоже.
– Могу я одолжить у тебя Дину? – спросил он. – Она бы составила компанию Барбаре.
Так значит вот в чем было дело.
– Приезжает Джота, – напомнил я ему. – И он собирается остановиться у вас.
– У нас? – удивился Джил. – У тебя прекрасный, большой дом. А у нас…
Он замолчал.
Туалет у них был на улице. Деревянные ступеньки крыльца так скрипели, когда вы поднимались в их квартиру, что создавалось впечатление: сейчас рухнет весь дом. Когда один или два года назад, все дома проходили переоценку, почти у всех – в том числе и у нас – стоимость почти удвоилась. А вот дом Джила стал стоить вдвое меньше – человеческие существа вообще не должны жить в подобных развалинах.
Работая банковским клерком, Джил зарабатывал большие деньги – другие, получая меньшую зарплату, и имея даже по несколько детей, умудрялись жить вполне прилично. Но Джил и Барбара были начисто лишены практической сметки. Они регулярно покупали вещи, без которых могли совершенно спокойно обойтись, забывая купить самое необходимое.
– Наверное, мы справимся, – со вздохом согласился он.
– Ты по-прежнему хочешь, чтобы Дина пожила у вас?
– Да. Мне нужно уходить на работу, а Барбара нервничает.
– От Дины будет немного проку.
Джил нетерпеливо пожал плечами. Он всегда начинал проявлять нетерпение, когда кто-то не мог сразу понять его – даже тогда, когда он не сообщал всей необходимой информации.
– Я не думаю, что эти ребята хотят чего-нибудь плохого. Может быть, они вообще больше не появятся.
Просто Барбара целый день находится одна в доме… Я подумал о Дине, потому что она тоже, в основном сидит дома. А если там будет еще и Джота…
Он не закончил, а я не стал ничего уточнять.
Насколько нам было известно, Джота лишь однажды нарушил те дружеские узы, которые было никак нельзя нарушать.
Джил знал, что тогда произошло – Шейла рассказала Барбаре. Сама мысль о том, что Джота может начать приставать к Барбаре, казалась мне совершенно фантастичной, но Джил, видимо, считал иначе.
– Хорошо, – согласился я. – Постараюсь уговорить Дину.
Как ни странно, Дина прекрасно уживалась с Джилом и Барбарой. Грустные гении не любят конкуренции и не переносят критики, а Дина была неспособна ни на то, ни на другое.
Больше мы не стали говорить о Джоте. Барбара позаботится о Дине, а оказавшись без меня и Шейлы (которой она странным образом доверяла) Дина не будет отходить от Барбары.
– В этих ребятах есть что-то странное, – заметил Джил. – Они пришли в банк поменять деньги. Серебряные монеты на банкноты. Никто кроме меня не заметил одной очень необычной вещи. Почему-то я никому не сказал об этом.
Джил порылся в карманах и достал две полукроны, два флорина и два шиллинга. Он больше ничего не сказал, поэтому я стал сам рассматривать их. Полукроны были новенькими монетами 1961 года выпуска. Флорины – старыми и потускневшими, 1935 года. На шиллингах стоял 1952 год.
– Я понял, на что ты намекаешь, – сказал я.
– Ты так думаешь, – в его голосе прозвучало сомнение. Джил с его повышенным IQ никогда не мог себе представить, что кто-то еще, кроме него, способен сделать хоть сколько-нибудь серьезные обобщения, чем… например, Дина.
Я посмотрел более внимательно. На одной из полукрон я заметил почти невидимую царапину на волосах королевы.
На второй была точно такая же. Флорины тоже выглядели абсолютно одинаковыми.
– И таких монет было много?
– Да.
– Хочешь что-нибудь добавить? – спросил я.
– Пока, нет. Ну?
Он хотел, чтобы я попытался сделать тот же вывод.
– Я знаю, почему ты никому не сказал об этом, – заявил я.
– Неужели?
– Это, конечно, фальшивые монеты. Но качество работы таково, что это будет очень трудно доказать, особенно теперь, когда они смешались с другими. А банкноты нельзя просто продублировать – их сразу выдадут номера.
Джил со сдержанным одобрением кивнул.
– Так почему же я об этом не сказал сразу?
– Потому что тебе пришлось бы отвечать. Могли возникнуть неприятности. А так неприятностей практическим наверняка не будет.
– Умно, – проворчал он. – А теперь расскажи, зачем они это сделали.
– Им были нужны деньги – вот они их и сделали, – ответил я.
Он фыркнул, но не стал больше об этом говорить.
Вместо этого он потребовал:
– А теперь расскажи, что известно тебе самому.
Я рассказал. А закончил свое сообщение описанием последней встречи с Мирандой.
Его глаза засверкали.
– Абсолютная провокация, – заявил он.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что может быть проще? Любой наряд, который надевает на себя женщина, производит впечатление первые пять минут. После того, как она снимает блузку, и ты видишь самый низкий вырез, который только можно себе представить, и после того, как ты его разглядишь, как следует, она с тем же успехом может надеть блузку обратно.
Видимо на лице у меня отразились сомнения, поэтому, Джил продолжал развивать ту же тему:
– Ты никогда не замечал, что никто не обращает внимания на старшеклассниц, кроме разве что сластолюбивых старичков, когда они ходят в своих маленьких белых шортиках? Но стоит им надеть юбки и проехать на велосипеде в ветреную погоду… Хорошенькая девушка надевает бикини, и все мужчины на пляже начинают глазеть на нее. И глазеют – некоторое время. А потом она надевает сверху свободный халатик, и они всякий раз поворачиваются к ней, когда халатик распахивается.