Покончив со сборкой, он начал протягивать через конструкцию металлический тросик.
– Хорошо, что врачи собрали по косточкам твою ногу. Это очень хорошо! А то, что не обещают быстрого выздоровления – так это вообще ерунда…
– Алексей, посмотри на меня, – впервые подал голос Беляев.
– Ну, – ковыряясь с последней железкой, отозвался тот снизу.
– И заодно услышь.
– Ну. Смотрю и слушаю.
– Я с тобой никуда не полечу.
– Чем же я тебе так противен? – как ни в чем не бывало спросил Леонов.
Павел приподнялся, поправил сбившуюся в комок подушку.
– Да не в этом дело. Страха ты не знаешь. А это очень плохо.
– Есть страх. Слушай, я тебе сейчас одну историю расскажу – из детства…
– Уйди, Леша.
– …И ты сразу поймешь, о чем я тебе говорю…
Он торопливо доделывал противовес. А Беляев неподвижно лежал на кровати и смотрел в белый потолок.
Внезапно он повысил голос и достаточно жестко произнес:
– Ты не понял меня?!
– Нет, ну ты чего? – на секунду прервался молодой коллега. – Леоновы просто так не уходят. Ты чего в самом деле? Сейчас доделаю и тогда уйду.
Ему оставался последний штрих. Приподняв гирю, он подвесил ее на крюке, висевшем на болтавшемся тросике. Травмированная нога Беляева тут же пружинисто приподнялась над кроватью.
– Вот так! Понял?! Давай, качай!
От неожиданности Павел забыл обиду и злость. Поднапрягшись, он потянул ногой механизм вниз. Получилось – натянувшийся тросик приподнял гирю.
– Раз‑два, раз‑два, – командовал Алексей. – Посмотри, как хорошо все работает!
Несколько раз проделав упражнение, Беляев так увлекся, что в следующий раз сделал это слишком резко. Из конструкции со звоном вылетела какая‑то металлическая пластина. Нога резко упала на кровать.
И тут же палату огласил истошный крик Павла.
– Давай помогу! Давай… – суетился вокруг него Леонов. – Больно?..
Тотчас распахнулась дверь – в палату вбежали медсестры. Следом появился встревоженный дежурный врач.
– Иди к чертовой матери! Убирайся отсюда! – превозмогая боль, запустил Павел подушкой в Алексея.
Поймав пущенный в него «снаряд», тот сунул его в руки медсестры и направился к выходу.
– У нас все нормально. Мы разобрались, – говорил он на ходу.
– Убирайся!.. – мчалось ему вслед из палаты. – И чтоб я тебя больше не видел!..
Глава третья
СССР; Московская область.
1964 год.
В 1948 году Архипу Алексеевичу предложили в Калининграде хорошую работу, и семья Леоновых перебралась к новому месту жительства. Послевоенный город встретил разрушенными кварталами, разбитыми дорогами, почерневшими окнами сгоревших домов, застывшими портовыми кранами. Калининград нужно было восстанавливать из руин.
Юный Алексей как мог помогал родителям: после занятий в школе помогал отцу с ремонтом жилища, разбирал завалы мусора во дворе, чинил водопровод и не гнушался любой другой работы.
Через пять лет он получил свой аттестат зрелости. К тому моменту он серьезно увлекся летным делом: поименно знал известных в стране авиаторов, пересмотрел все киноленты про летчиков, а в свободное от учебы время мастерил авиамодели и писал свои первые картины.
Петр – старший брат Алексея – получил хорошее образование и работал авиационным техником. По его конспектам юный Леонов с завидным упорством изучал основы теории полетов, авиационные двигатели и конструкцию самолетов. И долгое время не мог решить, что же больше ему нравится: авиация или живопись?..
Жизнь многих известных людей изобилует крутыми поворотами. Забегая вперед, скажем: судьба Леонова тоже могла стать совершенно иной. Благодаря незаурядным способностям к рисованию после школы он подал документы в Рижскую академию художеств. Просмотрев привезенные им картины, ректор академии вынес вердикт: принят. Но вскоре выяснилось, что жить новоявленному студенту негде: общежитие предоставлялось лишь после трех лет обучения. Стипендия в академии (а ее еще нужно было заслужить) составляла всего пятьсот рублей – небольшие по тем временам деньги. И именно такую суму требовалось заплатить за съем скромной комнаты в Риге.