– Правильно, считаете. – Одобрил его ответ первый и продолжил размышлять дальше. – К руководству в партии приходят молодые люди, энергичные, готовые продолжить великое дело строительства коммунизма. Самым молодым в политбюро является наш новый генсек – Горбачев Михал Сергеевич. Ему нравится, когда его по-простому называют Михал, а не Михаил. Говорил я с ним на пленуме. – Подчеркнул эту фразу Столяренко. – Заметили, как он энергично и по-умному взялся за дело. Перестройка и ускорение. Вот! – Назидательно поднял вверх указательный палец, первый. – С этого давно бы надо было начинать.
– Да. – Коротко согласился Семерчук, не зная, что добавить к словам Столяренко и, не ухвативший пока, тонкую ниточку мысли первого секретаря.
В партийной иерархии никто, никогда не скажет в глаза выше и нижестоящим по должности коллегам не только плохо, но и с намеком на недостатки вышестоящих руководителей. Эту субординацию соблюдал и Столяренко – старый партийный волк, переживший многих руководителей, особенно в первые годы восьмидесятых. Критику допускал только в адрес ушедших в мир иной или на пенсию руководителей и то мягкую – у всех у них, в конце концов, обнаруживаются небольшие недостатки. Но эти недостатки ясно видны почему-то потом… Железный закон о правильности действий существующего руководства, в среде партийных функционеров соблюдался неукоснительно.
– Видите, пришли на смену к руководству страной молодые люди. – Снова повторил первый свои ранее сказанные слова, явно на что-то намекая, но пока не раскрывая всего до конца. – Скоро произойдут большие перемены в кадровом составе на всех уровнях. – Привыкший к канцелярско-партийной словесности, Столяренко не мог говорить по-другому. Впрочем, эта же черта поведения присутствовала в разговорах всех партийных работников. – Придется нам, старикам, скоро перейти на более спокойную работу или на пенсию. – Добродушно намекнул он на себя. Ведь ему скоро стукнет шестьдесят. – Вам молодым заканчивать дело наших дедов, которое не успели закончить их сыновья и внуки, то есть мы. – Философствовал первый. – Ну что ж, такова жизнь! – Рассудительно подвел он итог своей философской мысли и перешел к практическим делам сегодняшнего дня. – Так вот! Надо смелее выдвигать к руководству новые, свежие кадры, чтобы успешно провести перестройку и войти в качественно новый этап жизни. – Но не уточнил, что имеет в виду под новым качественным этапом. Но об этом даже в партии знали смутно. – Мы сейчас решительно выдвигаем на ответственные должности молодежь. Вот и вас, как видите, не забыли. – Вернулся после некоторого лирическо-философского отступления, к главному вопросу, первый.
Он снова начал перелистывать личное дело Семерчука. Сердце претендента на новый пост сжалось в тревоге – вдруг, что-то такое, нехорошее, обнаружится в его документах, а во рту снова появилась липкая и густая слюна. К документам невозможно придраться, но все же… Столяренко смотрел в его документы и уже спрашивал, попутно рассуждая:
– Тридцать один год. Самый раз. Наполеон в двадцать четыре стал генералом. – Продемонстрировал свою эрудицию первый. – Образование – историк. Наш институт закончили? – То ли спросил, то ли утвердительно прокомментировал Столяренко.
Семерчук встрепенулся.
– Наш. Ворошиловградский пединститут.
– Хорошо. Местный… Служил в армии. После института… Тоже хорошо.
Это был самый скользкий и неудобный момент в биографии Семерчука. Не мог же он прямо сказать, что пошел служить в армию после окончания института, чтобы не ехать по распределению в деревню, и пояснил:
– В авиации… Призвали…
Но была и другая причина. В армии он должен был вступить в партию. Для интеллигенции существовал классовый процент, который не позволял ей широким потоком вливаться в коммунистические ряды. А многие хотели в ее влиться. Поэтому тесть настоял на военной службе. Готовил достойного зятя, равного ему. Да и место службы подыскал недалеко – здесь же в городе, в военном авиационном училище штурманов. Роман на военной службе, не только каждые выходные ночевал дома, но и каждый второй будний день проводил в кругу семьи. Так, что получилось что-то вроде семейно-военной службы. Но об этом факте он никогда и никому не рассказывал, но зато вступил кандидатом в члены партии. Столяренко не слушал его пояснение, а продолжал листать личное дело.
– Работал в комсомоле. Хорошо… Закончил высшую партийную школу. Это вообще хорошо. Женат. Дети…
– Двое. Мальчик и девочка.
– Вижу. В характеристике указано, что вы хороший семьянин. Так и надо жить. По-коммунистически.
Столяренко закрыл папку и спросил Романа, вроде бы по-свойски: