Оборвав речь на полуслове, Вадим отвернулся. Батя, наконец, заметил громилу Александра, и ему стало неловко. Чтобы замять недоразумение, он запечатлел на физиономии коммерческую улыбку на все случаи жизни и попытался отделаться шуткой:
– Так вы, плюс ко всему, законный? Брат Пола?
– Никакой я ему не брат. Но я законный. Законней не бывает.
– Саша, ты свободен, – попросил Палыч, кивнув начальнику охраны.
Круглолиций Саша плавно исчез.
– Полицая не должно было быть, – кое-как справившись с соплями, заявил Вадим. – Должен был быть я. Полицай – это иллюзия, в реальности его не существует. На самом деле, Полоцкий – это его, а не моя фамилия, мы с ним вместе служили в Венгрии, он был прапорюгой по кличке Полицай. Как он здесь оказался вместо меня, я понятия не имею.
Из всего услышанного Романову старшему достойным внимания показался один прелюбопытный фактик (все прочее, на его взгляд, было бредом идиота): "семь месяцев" – паразит угодил в самую точку. Вряд ли кто еще мог с такой точностью угодить, даже Полицай, который тоже остался без матери в семь месяцев.
– Оля умерла, когда Полу было семь месяцев, – подтвердил отец. – Откуда у тебя такая информация?
– Мне, а не Полу было семь месяцев! Мне!
– Сколько тебе лет?
– Двадцать пять.
– По-твоему, ты мог родиться через пять лет после смерти своей матери?
– Она умерла в шестьдесят шестом году. В тысяча девятьсот шестьдесят шестом. И называла тебя Люшей, – уверенно заявил самозванец.
– В шестьдесят первом, – Отец отрицательно замахал рукой.
– Вспомни, я прошу тебя: в шестьдесят шестом, – настаивал Вадим.
– Ты мне будешь доказывать, в каком году погибла моя первая жена?
– … Если ты не будешь мне гнуть, что я родился через пять лет после ее смерти.
И тут произошло чудо: сын увидел в глазах отца искру неожиданного потрясения. Действительно, одного легкого движения извилинами в голове Романова старшего хватило, чтобы оцепенеть: факты говорили о том, что он, ну, никак не мог встретить Ольгу Петровскую ранее, чем двадцать шесть – двадцать семь лет назад, по очень простой причине… Всю первую половину шестидесятых годов он провел на стажировке за границей, где у него была… другая девушка. Немка Дези Зютер! Поблизости просто не было рускоговорящих дам!!
Короче, Илью Палыча Романова, пятидесятитрехлетнего толстяка со спокойными земными глазами, неожиданно втянули в беседу столь необыкновенную, что он сам того не понимая, перешел с прохиндеем на «ты». Контролировать разговор он уже не мог, но и прекратить его, ссылаясь на отсутствие предмета, тоже. Откуда ни возьмись, стали всплывать такие диковинные факты, которые просто необходимо было расставить по своим законным местам и датам – во времени и пространстве. Этот самозванец со сломанным носом, похоже, на полном серьезе решил претендовать на семейную должность Полицая…
– Что значит, Полицая не должно было быть? – переспросил отец, меняясь в лице.
– А тебе нравилось считать его своим сыном?
Палыч не смог ответить. Появилась, вроде, одна фраза, но она застряла поперек горла.
– Тебя подставили, папа! А ты даже не заметил! И меня подставили. Этим Полицаем всех подставили. Ты хоть раз задумывался, какую мразь пригрел? Любил, блин! Ну, папа, я с тебя угораю! О мама моя, если б ты это видела!
– Вот что, хватит! – скомандовал Палыч. – Довольно! Я сыт по горло. Скажи прямо: тебе не нравился Пол, поэтому ты его убил?
– Его?! Разве, его можно убить?! Ты что?! Вспомни Полицая, посмотри на меня.
– Тогда кто это сделал?
– Понятия не имею.
– Но как…
– Никак. Меня здесь не было почти три недели. О том, что его прикончили, я узнал только сегодня.
– От кого?
– Из надежного источника. Ошибки быть не может. Если б я не был в этом уверен, я бы сюда не заявился.
– Это ясно… А скажи, второго декабря Полицай к тебе приезжал?
– Нет, – твердо соврал Вадик.
– А звонил?
– Да.
– Он должен был приехать.
– Я так и понял. Знаешь, мне что-то не светило сидеть дома, чесать пятки и ждать Полицая с автоматом Калашникова.
– Ясно, – повторил Палыч, беспокойно заерзав в кресле.
Он сомневался. Убирать с дороги этого барана, добровольно посетившего офис, уже совершенно не хотелось, кем бы он ни был. Но и отпускать на все четыре стороны – тоже не с руки.