– А документы? Паспорт у вас есть? – спросил отец.
– Должен быть.
– Можно взглянуть?
– Дома мой паспорт. В следующий раз принесу, – пообещал Вадим.
– Где вы живете? Все там же?
– А я не живу. Со второго декабря, как только в городе объявился Полицай я как сопля в полете.
– Вы имеете в виду, второго декабря этого года?
– Ну да. Сам-то прикинь, поставь себя на мое место: приезжаешь на работу, а здесь – другая фирма или коммуналка. Ты едешь к своим друзьям, а их… Короче, если б вместо тебя посадили какого-нибудь Полицай Полицаевича, ты бы хорошо жил?
– Где же вы спали?
– В Таллинне. В твоей квартире на улице Маакри, дом два. Спал семнадцать суток подряд, чтобы вы с Полицаем не отправили меня на тот свет.
– На Маакри? В моем доме?
– В твоем, твоем. Дом два, квартира одиннадцать, третий этаж.
– Но как ты в нее попал? – Отцовский бюст вытянулся от изумления, очки сползли вниз.
– Через балкон. Форточка на левом окне.
– Я же сказал прохиндею Ромке по¬чинить форточку.
– Значит, не починил.
– Не может быть! Я говорил ему летом.
– Сочувствую.
– Еще что? Где ты еще был?
– Везде. В Сочи, Крыму. Москве, в доме под Мюнхеном.
– И это всё за две недели?!
– Нет, конечно, это до того как… С прошлого месяца у тебя на Гороховой висит портрет деда в гостиной. Видишь, я везде был.
Губы Палыча открылись, но он не ответил.
– Короче, реальный такой портрет, – продолжал Вадик, полтора метра в длину: мой дед на охоте стреляет фазанов – крутой дедушка. Я хотел его у тебя реквизировать, но ты зажал, не отдал.
– … Не отдал?
– Неа.
Очки отца потихоньку доползли до кончика носа и упали на стол. Это вывело Илью Палыча из сомнамбулического состояния, в которое его вогнали откровения незнакомца.
"Тысяча и одна ночь, – понял он. – Что со мной? Что с ним? Кто он? Откуда столько понахватался? И, мать его, как он похож на свою мать!"
– С дедом у меня было больше общего, чем с тобой, – в резонанс с отцовскими размышлениями подвел черту Вадик.
"Действительно, – мысленно согласился папа, вспомнив старика Романова. – И на деда чертовски похож. Но на Ольгу – вообще – вылитая копия".
– Я человек земной, – виновато пробормотал Романов старший. – Ничего в таких штуках не понимаю…
– В каких штуках?
– Откуда ты все это знаешь? Может, ты гипнотизер? Экстра¬сенс? Кашпировский?
– Нормальный я! Нор-маль-ный!
– Не знаю даже… Ты что, ее… сын? Ольги?
– Я это тебе с самого утра пытаюсь втолковать. Рассказать, как вы познакомились?
– Ну, – кивнул Палыч.
– В метро. Ты только что вернулся со стажировки в Германии, тебе не с кем было переспать, ты спустился в подземку искать девочку. Ты обожал выходить из машины, спускаться в метро с десяткой в кармане и охмурять девчонок чисто собственным обаянием, – считал это круто, брать их не деньгами, не тем, что ты папенькин сынок, а, чисто, самим собой. Я знаю, это классно, потому что сам так делал. Но ты, короче, нарвался на мою маму, влюбился по уши и, чтобы удержать, рассказал ей о папе-прокуроре, своей партийной карьере, ну и… Вы поженились, сделали меня. Через семь месяцев мама умерла в больнице. Ты мне ни разу не говорил, из-за чего.
– Я никому не говорил, из-за чего умерла Ольга, – прошептал потрясенный Илья Палыч. – Никому…
Тяжелую паузу нарушил голос секретарши, раздавшийся из динамика телефона:
– Илья Павлович, срочно…
– Срочно будет, когда я скажу срочно, – глухим голосом ответил батя. – Не мешайте мне.
– Извините…
"Зацепило", – с облегчением заметил Вадик. Папа на глазах превращался в другого человека.
Романов старший вздохнул, словно забрался по лестнице на десятый этаж, и попросил Вадима назвать адрес Крымской квартиры.
– Чехова, восемь – пять, – доложил тот.
– А в Мюнхене?
– Мануэль штрасс, двести сорок два, двухэтажный дом. Рядом с нами живут какие-то опустившиеся эмигранты, писатели, предатели, изображают из себя интеллектуалов.
– Чехова, восемь – пять, – отстранено повторил Палыч, пропустив мюнхенскую информацию без внимания.
– В Крым мы вывозим Олесю, – добавил Вадим. – Каждое лето ее туда…
– Олесю?
– Моя сестра. Родилась тридцатого августа семьдесят четвертого года. У нее, короче, не все дома, она родилась больной. Наташа, твоя жена, думает, что это из-за потусторонних сил, ну, что Олесей управляют разные, там, летающие тарелки, духи, приведения, поэтому человеческого управления она не признает. Они на пару гадают, шаманят… Дурью занимаются.