– Я? – опешил тот.
– Ты сытый, – кивнул Рома. Неожиданно его глаза дико сверкнули, голос болезненно сорвался и прошипел: – Ты даже не сытый – ты сытенький! Сытенький!
– О, ля-ля!
Вадим понял, что пора уходить. Друган Рома перебрал и решил навесить на благодетеля, унизившего его достоинство дармовой выпивкой, все свои комплексы. Чтобы не обострять отношений, Вадик пожелал студенту успехов и отправился на Университетскую набережную, к темно-синему фасаду, что напротив Медного всадника, слева от египетских сфинксов и прямо над заледеневшей речкой Нева.
14
Это было сродни пытке на девятом круге преисподней. Восемь вечера. Обстановка на третьем этаже филологического факультета такая: одна-единственная аудитория, в которой все еще горит свет, и две полуживые души: Настя и профессор Аркадьев. Она сдает зарубежную литературу – он принимает. Все однокурсники Насти разошлись по домам в районе шести вечера.
Красноречиво взмахнув рукой, Аркадьев взглянул на часы:
– Голубица, мы полтора часа бьемся над одним и тем же вопросом, с меня уже пот льется! Вы собираетесь здесь ночевать?
– Нет-нет, – ослабевшим голосом пробормотала Настя. – Что… что вы хотите, чтобы я сделала? Ставьте четверку, на пятерку я уже не рассчитываю. – Она решила сдаться.
Профессор с сочувствием покачал головой:
– Речь идет о том, что я собираюсь поставить вам двойку.
– Двойку?!
– Ага.
Право, Настя была уверена в приличной оценке: содержание билета бедняжка изложила так, что от зубов отскакивало. Но отскакивало только первые десять минут. Потом Аркадьев втянул ее в какой-то изнурительный базар о грешниках и праведниках Данте Алигьери, совершенно обескровивший девушку, так что на втором часе общения с этим извергом она не смогла бы вспомнить, на какой станции метро живет, не говоря уже о точном месте встречи Данте Алигьери с божественной Беатриче, которого от нее страстно домогался экзаменатор последние сорок минут.
– Ставьте двойку, – безвольно согласилась Настя.
Профессор отрицательно помахал указательным пальцем.
"Противный!" – подумала Настя. Еще вчера обожаемый ею Аркадьев сегодня сидел перед ней с видом прокурора, словно ты убила, ограбила и совершила все чудовищные мерзости разом, и демонстрировал девушке самые отвратительные грани своего характера: склонность к издевательству, садизму, интеллектуальному изуверству. Лишь сейчас до восемнадцатилетней студентки, тупо строчившей его лекции, стало доходить, за что ненавидит краснощекого Аркадьева сушеная университетская профессура: всех, у кого не достаточно активно варятся мозги, он пунктуально гравировал в списки личных врагов. Насти пока в этом списке не было. К огромному ее сожалению. Ибо, прими он ее за козюлю, она б уже сидела в кинотеатре "Спартак" и смотрела очередной фильм Фасбиндера.
"Может, ты голубой?" – подумала Настя и сказала:
– Вы поставили двадцать шесть троек, профессор…
– Хотите, чтоб я и с вами так поступил?
– Уже да.
– Двадцать шесть! Как трогательно, что вы подсчитали. А сколько пятерок?
– Одна.
– У Парамонова?
– Да.
– Каков ваш вывод?
Настя нервно дернула плечом и честно опустила глаза:
"Да провались ты! Не знаю!"
– Это говорит лишь о том, голубица, – заявил Аркадьев, – что у вас на курсе двадцать шесть дегенератов – идея встречаться с ними снова меня удручает. Если б я располагал уймой терпения, я бы поставил им двойки. А Парамонов – умница, подает надежду на свет в конце тоннеля. Что ж… – Он вновь обратил внимание на часы:
– Постараемся не уходить от предмета. Тройки вам все равно не видать, а насчет вечернего чая с блинами – все в ваших руках. Вы помните, как выглядела Беатриче, когда ее увидел Дант?
Сжав кулаки от раздражения, Настя ответила:
– Она выглядела эффектно.
– Да что вы?
– А что? – Настя смело устремила в постоянно прыгающие глаза экзаменатора двух серых ангелов за стеклами очков. – Нигде ведь не сказано, что от Беатриче разило перегаром и табачиной, что она была перезрела или мужеподобна, носила платье старшей сестры с дырками на коленях… Она наверняка была обеспеченной девушкой, вовремя вышла замуж.
– Наверняка, – задумчиво согласился профессор. – Наверняка. Так, где они встретились?
– У Люцифера.
– Вы путаете.
– Думаете, если б Дант не встретил Беатриче, она бы когда-нибудь попала в книгу с хорошим концом?