На миг Тарган опешил. До сих пор такие простые соображения просто не приходили ему в голову. Он весь находился во власти боя, а в бою привык побеждать, и вдруг такое… Однако Конан был совершенно прав, это он тоже понимал. Они добились, чего хотели, и теперь чем дольше будет продолжаться схватка, тем большим количеством жизней им придется заплатить за сомнительное удовольствие сорвать злость на враге… Всемогущий Эрлик! Ну почему же эта простая мысль не пришла в голову ему самому?
— Ты прав,— согласился он,— нужно выводить людей. Я пошлю на площадь всех, кто остался.
Конан отвернулся, чтобы вновь следить за ходом боя, полностью забыв о существовании друга, отдававшего распоряжения своим людям. Вновь о нем он вспомнил, лишь, когда тот встал рядом.
— Конан — заговорил он,— но почему ты уверен в поражении? Погляди, мы побеждаем.
Медленно, но верно лучники делали свое дело, и строй защитников храма неумолимо редел. Казалось, еще немного, и их отчаянная оборона будет окончательно смята. И никто, даже Конан, давно ожидавший такого поворота, так и не заметил, в какой миг характер боя изменился. Яростные атаки нападавших не потеряли силы, но зуагиры уже не теснили противника. Когда киммериец осознал это, он быстро окинул взглядом поле боя, пытаясь понять, что же произошло, а когда понял, отпрянул от окна.
— Прочь! Прочь! — Он оттащил от окна Мелию с Тарганом и бросился к девушкам.— Отойдите от окон!
— Что случилось? Конан! — недовольно вскричал зуагир.
Но Зул с Акаямой, оказавшись сообразительней, помогли оттащить от окон упиравшихся девушек.
— Твоих лучников больше нет! — хмуро бросил киммериец.
— Что?! — не веря своим ушам, вскричал Тарган.
— Я все удивлялся,— с горечью объяснил киммериец,— почему жрецы позволяют им беспрепятственно отстреливать своих людей, но, видно, зря удивлялся. Впрочем, я говорил тебе, что не верю в победу.
Тарган хотел было ринуться на помощь своим гибнущим на площади людям. Он уже не думал о себе, лишь хотел разделить их судьбу, какой бы она ни оказалась, да не успел. Дверь распахнулась, и в комнату ворвались Тефилус с Бруном и несколько зуагиров Таргана.
Увидев спокойно стоявшего у окна киммерийца, Дознаватель побагровел от злости и уже открыл, было, рот, чтобы выплеснуть на него поток брани, когда тихое: «Папа! — заставило его окаменеть. Несколько мгновений он не мог вымолвить ни слова, лишь ошарашенно смотрел на дочь, которую только что на его глазах жрецы уволокли внутрь дворца.
— Мелия? — наконец смог он прошептать побелевшими от волнения губами.
— Папа! — воскликнула она и бросилась к нему в объятия.
— Дочка! — повторял он, целуя ее волосы.
— Уезжайте немедленно! — оборвал эти изъявления нежных чувств киммериец и отвернулся к окну.
— Конан! — едва не закричала Мелия, освобождаясь из объятий Тефилуса.— Я никуда…— Она замотала головой, сглотнула внезапно накатившиеся слезы, и лицо ее исказила гримаса боли.— Я никуда не поеду без тебя!
Ее отчаяние было тем сильнее, что она прекрасно знала непреклонный нрав киммерийца.
— Брун! — Северянин обернулся к восторженно смотревшему на него сотнику.— Сколько у тебя людей… осталось?!
— Человек двадцать уцелело,— тяжело вздохнул тот.
— Забирай Мелию, — начал, было, киммериец, но его прервал отчаянный вскрик девушки:
— Я останусь с тобой!— Больше она не смогла произнести ни слова. Слезы бежали по ее щекам, прекрасные глаза в немой мольбе смотрели на киммерийца, но тот оставался непреклонен.
— Если потребуется, свяжи ее,— коротко бросил он Бруну и отвернулся.
— Я кричать буду! — пригрозила она.
— И вставь кляп,— добавил Конан, стараясь не смотреть на девушку.
— Как ты можешь! — Она вырвалась из рук отца и, подскочив к нему, забарабанила кулачками по могучей груди.— Как ты можешь…
Он обнял ее, попытался успокоить, и она сразу затихла и прижалась к нему.
— Ты должна ехать,— повторил он.
— Нет, Конан…— Она все еще тихонько плакала и при этих словах с мольбой посмотрела ему в глаза.
— Если ты хочешь остаться в живых сама,— вновь заговорил он,— и чтобы остался жив я, ты должна ехать.
— А ты?
— У меня появилось слишком много неотложных дел,— ответил киммериец, стараясь ни на кого не смотреть.
— Это моя вина,— с трудом выговорил Тефилус,— я останусь с тобой.
— Нет! — ответил варвар тоном, не допускавшим возражений.— Сбереги дочь. Это лучшее, что ты можешь сделать, и я не уверен, что это будет просто.— Тарган,— Конан повернулся к зуагиру,— забери своих девушек.
Тот в ответ усмехнулся:
— Ну, меня-то, положим, тебе выпроводить не удастся!— Он насмешливо посмотрел на друга.— Пока судьба боя не ясна, я и на шаг отсюда не сдвинусь.
— Перестань,— помотал головой киммериец,— неужели и ты не понимаешь меня? Того, что там произойдет,— он махнул рукой в сторону площади,— уже не изменить, но чем бы дело ни кончилось, до отъезда ты узнаешь об этом. Так что отправь девушек вниз, проводи до лагеря. Повидаешься с отцом и возвращайся. У тебя впереди остаток дня, вечер и вся ночь. Кстати, захвати Когра. Сдается мне, что без его помощи нам не обойтись.
— Что ж, убедил. Когда нам отправляться?
Киммериец недовольно хмыкнул:
— Лучше б ты уже был там!
— Что ж, пойду запрягать коней.
Тефилус кивнул Конану и потянул дочь за руку.
— Я буду ждать тебя! — выкрикнула она, едва сдерживаясь, чтобы не зарыдать.
Киммериец ничего не ответил. Да и мог ли он сказать ей, что не собирается возвращаться в Шадизар? Видно, она что-то все-таки почувствовала в его взгляде, потому что вырвалась от отца и подбежала к Конану.
— Если понадобится, я пройду сквозь смерть, но мы все равно будем вместе,— прошептала она, целуя его в губы.
— Идем дочка, пора!
Тефилус хмуро наблюдал за их прощанием, не решаясь, впрочем, мешать. Мелия же вдруг резко оттолкнула возлюбленного и, не оглядываясь, пошла прочь. Конан последовал за ней: ему нужно было сказать еще кое-что Таргану.
Зул с Акаямой остались наверху вдвоем, и лишь они стали свидетелями финала разыгравшейся трагедии. Они видели, как остаток отряда, в котором насчитывалось уже не больше сотни человек, несмотря на их отчаянное сопротивление, прижали к помосту. Зуагиры продолжали сражаться, хотя надежды выбраться не было ни у кого. Теперь они желали лишь подороже продать свои жизни.
Высокие двери дворца отворились, и новый отряд выплеснулся наружу, но в руках у них были не мечи и не копья, а сети… Никто из зуагиров и опомниться не успел, как всех накрыло полотнище, связанное из толстых шнуров, и через несколько страшных мгновении никто из них уже не мог сражаться, лишь нескольким удалось прорубить бреши, но и их свалили с ног и вырвали из рук оружие. Людей вязали, точно скот и сгоняли в одно большое стадо посереди площади, а когда на свободе не осталось ни одного зуагира, барабанный бой вновь разорвал повисшую, было, над городом тишину.
— Что это? — испуганно прошептала Мелия, уже пристроившаяся было на коне позади отца, и, вздрогнув, обернулась.
— Что бы там ни было, уезжайте! Уезжайте скорее! — Конан обернулся к зуагиру.— Помни, Тарган, назад должно вернуться не больше десяти человек.
— А если не справимся? — в отчаянии нии воскликнул тот.
— Не справимся вдесятером, не справимся и сотней!— отрезал киммериец.— Силой их не взять, особенно теперь, когда они укроются за стенами Черного Замка! Скачите!
Ворота отворились, и три сотни всадников рванули с места в карьер, не разбирая дороги и ни на кого не обращая внимания. Правда, никто и не пытался их остановить. Перепуганные люди попрятались по домам и даже не отваживались выглянуть в окна, чтобы посмотреть, что происходит за стенами их домов. Едва появилось чувство страха, как прежние забитость и апатия мгновенно вернулись в их души.