— Ну конечно,— удивленно ответил он,— я ведь уже говорил.
Он бросил Мэгилу ломоть мяса, и тот ловко поймал его.
— И как…— Милла закусила пухлую губку,— как близко ты был знаком с ней? — вкрадчиво спросила она и встала, подбоченившись.
— Да никак,— киммериец расхохотался,— она ведь была подружкой Фабиана.
— Не лги мне, киммериец!— продолжала миниатюрная девушка, угрожающе наступая на гиганта-варвара.— Чего бы ради тогда она стала тыкаться в тебя своим полупрозрачным рыльцем?
— Да послушай же, девочка!
Конан подхватил Миллу на руки, и она заколотила маленькими кулачками по его могучим плечам. Тогда он, смеясь, прижал ее к себе, да не рассчитал, и оба повалились в траву. Некоторое время Мэгил слышал шум борьбы, который постепенно становился все тише. И тогда он подумал об обете безбрачия, который добровольно брали на себя все, кто решался посвятить свою жизнь служению Митре, хотя такой обет и не запрещал человеку иметь подругу… Или подруг. В этом не было беды… До определенного времени. Опасность заключалась в том, что всякие отношения накладывают на человека обязанности, и как только личная жизнь вступает в конфликт с долгом, жди беды!
— Никому не отдам!— словно в подтверждение его мыслей, раздалось из темноты.
Нет, такая любовь нам не нужна! Жрец покачал головой и вновь погрузился в размышления.
Глор и Кэрдакс… Стражи Врат Вечности… Как ни старался, но ничего, кроме туманных легенд и смутных преданий, Мэгил припомнить так и не смог. Конечно, вернувшись в Шадизар, он постарается разузнать все, что только сможет, о Вратах Вечности и грозных Стражах, а пока остается лишь удивляться, что всё это оказалось не бабушкиными сказками. С другой стороны, он не мог поручиться за то, что это действительно были Глор и Кэрдакс. Правда, он сам своим магическим зрением видел, как Сет вдохнул жизнь в Глора, а появившемуся чуть позже Митре не оставалось ничего иного, как то же самое проделать с Кэрдаксом, но кто знает… Боги способны оживить и чучела. На то они и боги!
Жрец посмотрел на полную луну, освещавшую землю мягким серебряным светом, и вдруг вспомнил свой поединок с колдуньей и то, сколько сил он ему стоил. Было просто поразительно, как лихо она все предусмотрела, в то время как сам он во многом ошибался… И обряд, длившийся семь дней, был действительно рассчитан на запугивание, но вовсе не Мелии, как они считали вначале, а оболваненной толпы упившихся придурков на площади, чтобы легче было выкачать из них силы, порожденные жестокостью, страхом, гневом и ненавистью… Злые силы.
Мэгил задумался. Пока все сходилось. По крайней мере, ничто не говорило о том, что он где-то ошибся. Все очень походило на правду. Непонятно лишь, зачем Рогазе понадобился Талисман Силы? Жрец попытался заново все оценить, и ему показалось, что он все понял. Он знал, что когда-то Незримый так сильно досадил всем, что, облекись он теперь в плоть, его наверняка вновь попытались бы сковать. Зато, имея в запасе огромный запас мощи, он мог бы чувствовать себя в относительной безопасности. Недаром даже сам Митра сказал Крому, что тот ничего не сможет поделать с Талисманом. Суровый бог Киммерии нашел, быть может, единственно возможное решение: вогнав Талисман в пирамиду, столкнуть две силы, чтобы они сами уничтожили друг друга. Мэгил видел, к чему это привело. Большая часть огненного столба ушла в небо. Остальное разрушило Черный Замок, наверняка часть Сура-Зуда, и неизвестно, что еще там творится под грудой обломков!
Жрец подумал о том, успели ли уйти их друзья, и вдруг его осенило: а ведь колдунья оказалась права! В конечном счете, в их отряде нашелся-таки предатель, пусть и невольный! Тефилус погубил не меньше сотни людей и еще полторы сотни обрек на мучительную смерть! И только Конан каким-то чудом умудрился спасти их!
— О, Конан! — простонала Милла где-то по другую сторону костра.
Жрец усмехнулся и подбросил в костер сухих сучьев. Мясо давно было готово, но голода он не испытывал. Этим же двоим, похоже, было не до еды. Теперь мысли его перекинулись на другое. Ему припомнились слова киммерийца о том, что Митра, которому Мэгил служит, не очень-то спешит на помощь своим слугам. Он знал, что это не так, не могло быть так, и все-таки не мог убедить себя в обратном. Что-то оставалось недосказанным.
До вчерашнего дня он вообще не задумывался об этом. Однако вчера ночью, когда грозный Кром, который, как это принято считать, лишь дважды в жизни удостаивает человека взглядом — при рождении и в момент кончины — вдруг явился и спас всех, и верящих, и не верящих в него, от смерти, червячок сомнения впервые закрался Мэгилу в душу. Правда, суровый бог лишил всех памяти об этом событии. Лишь он, слуга Митры, оказался слишком силен в тот миг и не расстался с этим знанием, и теперь оно глодало его.
— О, Конан мой, Конан! — донеслось из темноты, и Мэгил вздохнул.
Похоже, киммерийца мало волнуют такие тонкости.
Как он там говорил «Если мне нужно пройти по мосту…» Ну, и так далее… Быть может, и нужно жить так? Появился враг — достал меч и руби! А главное — делать это все ради себя и своих друзей, а не ради кого-то или чего-то. Жрец задумался и обнял колени руками. Правда, именно благодаря Митре он тянул уже третий жизненный срок, но принесло ли это ему счастьем. Едва ли… И почему-то в голову ему пришло именно это слово — тянул…
Он откинулся в траву и посмотрел на звездное небо. Оно уже не казалось ему таким черным и бездонным. Значит, скоро рассвет. Утром придут кочевники, которых они встретили днем, приведут коней, и они с Конаном разъедутся в разные стороны и, быть может, никогда в жизни больше не увидятся. На душе от этой мысли стало гадко и тоскливо. Опять он останется один. Мэгил зябко поежился, сел и поворошил палкой догорающий костер, но тут же поймал себя на том, что ему вовсе не холодно… Быть может, плюнуть на все и отправиться с киммерийцем? Пить вино, любить женщин и внимательно следить, не перекрестится ли его путь с той дорожкой, что приведет его к тихой гавани, где всегда будут ему рады и ждать будут лишь его одного?
— Ко-она-ан! — устало простонала Милла, и Мэгил беззвучно и радостно рассмеялся.
Нет, это не для него. Случись с ним такое лет сто назад, быть может, но только не сейчас. За истекшие года он многое успел понять и переоценить. Было все-таки что-то притягательное и в его судьбе одинокого скитальца, правда, понял он это только теперь и был за это благодарен Конану. В конце концов, не ради Митры делал он свое дело. Его увлекал сам поиск, который был сродни охоте на смертельно опасного зверя, а радость победы невозможно сравнить ни с чем! Так что каждому свое.
Он вдохнул полной грудью свежий воздух. Край неба на востоке начал алеть, и небо, отряхнув с себя избыток бриллиантов, из непроницаемо-черного стало густо-синим. Скоро взойдет солнце, и не будет больше никакого кошмара. Он отправится вперед. Туда, куда позовет его неугомонное сердце. Нет, сначала, конечно, в Шадизар, чтобы разузнать все о Глоре и Кэрдаксе, а потом дальше. Нужно же выяснить, на кого оставлены Врата Вечности!
Из посеревшей темноты показались две фигуры — огромная мужская и маленькая девичья.
— Что-то я устал сегодня.— Конан присел рядом с давно остывшим мясом и начал нарезать его огромными ломтями. Ни Мэгил, ни Милла не отказались от своей доли.— И проголодался,— добавил он, подумав, и, прожевав огромный кусок, спокойно закончил: — Да и спать давно пора. Припозднились мы что-то.
— Это верно,— усмехнулся жрец каким-то своим мыслям, а девушка отчего-то зарделась, а может, просто отсвет зари заалел на ее хорошеньких щечках.
Эпилог
Три всадника остановились посреди зеленого разнотравья, и кони их, привыкшие к быстрому бегу в вольных коринфийских степях, недовольно отфыркиваясь, нетерпеливо переступали копытами. Два всадника, Конан и Милла, остановились рядом, третий же, Мэгил, заставил скакуна развернуться и встал напротив. Затем все спешились.
— Ну, куда ты теперь?— спросил киммериец.
— Обратно, в Шадизар,— пожал плечами жрец, стараясь выглядеть спокойным.— Нужно порыться в бумагах и разузнать кое-что.
— Увидишь Акаяму,— наказал северянин,— передай, чтобы позаботился о Лисенке.