Глава 4.
С того самого дня, как наследный принц покинул отчий дом, небо над страной Воды затянуло безликой серой пеленой. Тяжелые капли мерно барабанили по крышам и мостовой, так что нос наружу лишний раз не высунешь. Дождь не прекращался ни на минуту. Реки грозились вот-вот выйти из берегов. Канализация не справлялась с обилием, и часто выплевывали сточные воды под ноги редким прохожим. Земля разбухла, мешая работам на полях. Крестьяне не раз и не два приходили с прошением к повелителю. Время шло, но ничего не менялось. Среди населения нарастало недовольство. И в дешевых придорожных трактирах, и в корчме, где отдыхала знать, все чаще слышались пьяные россказни о проклятии великого рода, о том, что коэн теряет власть над стихией.
Высокий беловолосый алф-ур стоял на смотровой башне и тщетно пытался разглядеть дорогу. Ничего. Лишь туманное мокрое марево. Привычно бесстрастное лицо, подернутые льдом безразличия серые глаза, если б только не судорожно сжатые кулаки — единственное, что выдавало нешуточное беспокойство.
Стихия более не повиновалась мановению руки. Вода в колодцах загнивала, пахла тиной и жабами. Наполненная до верха купель с ароматными травами мгновенно высыхала, стоило Жамалу переступить через край. Впервые владыка боялся. Изворотливый ум тщетно искал выход. Врожденная подозрительность не позволяла посоветоваться хотя бы с супругой или сыном. Коэн Новант-Нуура все привык решать единолично.
«Проблемы начались с пропажи перстня»
Мысли, раз за разом возвращались к бастарду. В который раз посетовал, что не смог собственноручно прикончить выродка. Все зло от него. Неспроста староверы душили уродцев в колыбели, а самые суровые принуждали матерей «поступать по справедливости», то есть собственноручно убивать малышей. Так и семью от проклятия спасали и учились не гулять на стороне.
В ответ на желчные размышления по лицу хлестнули ледяные капли. Будто кислота впивались в кожу, язвили и жалили. Коэн отшатнулся и, судорожно оттираясь рукавом, чуть ли не бегом вернулся в тронный зал. Даже сам себе не признался бы, что это банальное бегство. Трусость, не достойная верховного правителя.
Зал встретил оглушающей тишиной. Только гул шагов отбивался от каменных стен. Огни в масляных лампадах отбрасывали длинные мрачные тени, точно привет из потустороннего мира. Прекрасные фрески подернулись дымкой, поблекли и чуть оплыли.
Ни души.
«К счастью»
Ветануир упал на серебряный трон с изображением синего дракона и сжал пальцами виски.
«Где просчитался? Что упустил?»
Одна единственная ошибка терзала вот уж более двадцати с лишним лет. Время как вода, но тот злополучный день он помнил удивительно отчетливо.
Возвращаясь с охоты, случайно отстал от сопровождающих и удивительным образом заплутал. Знакомый с детства лес преобразился. Стал гуще и темнее. Кроны столетних деревьев почти не пропускали солнечный свет. Долго кружил по едва заметным тропинкам. Вдруг обычно покорное животное понесло и сбросило на камни быстрой реки. Только чудесная ловкость молодого тела не позволила правителю сломать себе шею. Напившись и промыв царапины, Жамал присел отдохнуть. Открывшийся пейзаж казался прибежищем избранных. Берег реки устлан дивными фиолетовыми цветами. Над ними трепетали крылышками яркие бабочки. Таких и не видывал раньше. Быстротечные воды такие чистые и прозрачные, что видно каменистое дно и юркую игру рыбок на отмели.
Там в тени водопада ему явилась удивительно красивая алф-ур. Голова пошла кругом и через мгновение коэн уже не помнил что творил. Часы пролетели как мгновенья. Когда дивная возлюбленная уже одевалась, то попросила беречь ее дар как зеницу ока. Тот прощальный поцелуй он пронес через всю жизнь. Никто и никогда более так не ласкал его.
Через девять месяцев в светло-лунную ночь на ложе правителя возникла ивовая корзинка, густо устланная лебяжьим пухом. В плетенке безмятежно спал белокурый малыш. На розовеньком теле не оказалось клановых татуировок, ни знаков принадлежности к гильдиям. В ножках крохи покоился перевязанный лентой цер¹.