"Нет. Самоубийство — удел слабых"
Эти алф-уры много лет планомерно доводили его до края, но он не сдастся. Хотят смерти, пусть действуют ножом, ядом, удавкой.
Спустился к океану по козлиной тропке, снял рубаху и с наслаждением нырнул в бушующие волны. Боль, голод, усталость покинули тело. Миг и юноша обернулся юркой синей рыбкой.
А когда вынырнул, попал в теплые объятия прекрасной синеволосой женщины. Она, то смеялась, то плакала. То обращалась потоком, то вновь становилась из плоти и крови. Вета. Его мать. Боль и страх родной души позволили пройти сквозь грань миров и вернуться в давно покинутый мир. В ту ночь над Новант-Нуур бушевала страшная буря. Стихия гневалась.
С тех пор не один, их двое.
— Прочь злые думы!
Кости хрустнули в крепких объятиях. Мать и ребенок — словно сердце на двоих. Всегда в состоянии почувствовать друг друга.
— Да, мама. Хочу обо всем позабыть.
— Нет! Забывать не стоит. И я буду помнить. — В полумраке сапфировые глаза зловеще сверкнули. Веардин ничего не заметил, нежась в ласке и заботе.
Блондин мягко отстранился и откинул с глаз непослушный локон. Щеку опалила тонкая царапина. Недоверчивый взгляд упал на средний палец правой руки. Там сиял сапфир в старинной оправе. Такие и не делают современные ювелиры. Попробовал снять, но украшение мгновенно обратилось вычурной татуировкой.
— Что это, откуда? И как его снять?!
Вета усмехнулась.
— Никак. Он часть тебя. Мой подарок: знак истинного повелителя Новант-Нуура. Правящая ветвь не могла носить его, только изредка использовала в ритуалах. Ты вошел в нужный возраст и в полночь я проведу обряд. Надеюсь, не забыл, что сегодня у тебя именины?
Алф-ур недоверчиво фыркнул. Разве этот день чем—то отличается от других?
— Не понимаю.
— Подожди до вторых петухов.
— Это не больно? Я не умру?
«Какой же ты еще ребенок. И как привык получать плюхи, а не плюшки»
— Воду можно испарить, заморозить, но не убить. Будь мужественным.
***
Холодный предрассветный ветер принес дурные вести. Вступление в наследие принца Зафира сорвано — украли «Слезу Веты». По всей стране объявлен комендантский час. Карабинеры во всех мало-мальски крупных станах проводят «чистки»: разгоняют нищих и попрошаек, сжигая их ветхие убежища в бедных кварталах и нелегальные игорные притоны. По утрам в реках и озерах вылавливают трупы главарей воровских гильдий. Пограничные крепости и форпосты тщательнейшим образом проверяются, границы временно закрыты.
В Мэлгон не спали. Крестьяне, что привезли зелень, овощи, кислое пиво и свежие новости, получили пару лишних монет и наставительную просьбу «не болтать».
Малочисленные обитатели заброшенного замка, собравшись на теплой кухне, встревожено обсуждали небывалое происшествие. В стране воды грядут перемены. Сомнений нет — с проверкой нагрянут в самое неподходящее время. А как пройти ревизию, когда все разворовано задолго до них. Отвечать кому?
Легкие шаги заставили оборвать речь на полуслове, и встревожено обернуться. В дверях нерешительно переминался изящный бледный юноша. Он зябко кутался в латаный-перелатаный жилет из овечьей шкуры. Тени под глазами намекали на бессонную ночь. Может и не спал. Возможно, голоден или болен. Кого это волнует, особенно на фоне возникших проблем?
Повар зло гремел медными кастрюлями. Плюхнул тяжелый чайник на плиту. Немного пролилось на горячую поверхность. Жидкость яростно зашипела и обиженно испарилась. Придется еще подкинуть дров, а их не так много осталось. Да и откуда леса на маленьком пустынном клочке земли?
Кривой солдат раскуривал трубку, неловко рассыпал драгоценный табак и, чертыхнувшись, пнул трехногий табурет. Ключница сунула в руки ничего не понимающему Веардину краюху хлеба и кивнула на лестницу.
— Возвращайся к себе! Чтоб ни одна душа тебя не видела!
Официально паренек не существовал: в реестрах не записан, в храм не ходил. Парня выдавали за найденыша без роду-племени. Еще заставят платить налоги за лишний рот.
Веардин с тяжким сердцем вернулся к паукам и крысам под родную крышу. Хотелось бы урвать несколько часов сна. Прошлая ночь измотала, но и вселила уверенность.