Впрочем, один человек, без сомнения, думал о нем, не допуская даже мысли о его возможной смерти - не суть важно, реальной или мнимой.
Отец...
Как он там? Горюет, затаившись дома? Или тотчас бросился искать исчезнувшего сына? Что-то пробует доказывать, кого-то убеждает?
Вряд ли... Он давно уж не боец, давно смирился с этим скотским правилом: жить полноценно, по возможности успешно и общеполезно, не высовываясь ни на миллиметр... И протестовать - открыто - не посмеет. Разве только, стиснув зубы, вопреки всем предписаниям закона, молча не поверит, что его сын - труп.
Это, знаете, совсем немало, тоже, в сущности, геройство, когда прочие, куда как лучше защищенные от подозрений, даже на такое не способны.
Наверняка отец думает о нем. Наверняка не проклинает. Может, порицает чуточку - за фанфаронство, за ребячливую непокладистость, но это пустяки...
Эх, до чего хотелось бы ободрить старика! И не только ободрить...
Вдруг - после всего случившегося - и отец захочет оказаться рядом с сыном? Почему бы нет?
А в этом случае - тем более! - необходим пример. Необходима помощь...
Сын обязан утешать отца, коль виноват в его печали...
Он недолго колебался.
Стена была высокая, но перетащить через нее лестницу уже не оставалось сил.
И тогда он решился.Резко оттолкнувшись от края стены, он беззвучно провалился в темноту.
Полет длился долго, блаженно долго - ему вдруг даже представилось, что он будет падать вечно...
Но в следующий момент что-то уперлось в его ступни, с силой согнуло ноги, и он, потеряв равновесие, упал на мягкую теплую землю.
Он лежал довольно долго, покуда наконец его не подняла ликующая мысль: всё, победа, я вернулся к людям, к своему отцу, пускай они воздвигли стену, что ж, однако я сумел ее преодолеть и - вот он я, смотрите, кто сильней в итоге, кто сохранил веру и верность до конца!..
Он встал и пошел прочь от стены, в город.
Вскоре навстречу ему стали попадаться горожане - боже, до чего хотелось сейчас же приблизиться к ним, улыбнуться и заговорить!.. - но он на всякий случай обходил их стороной, считая, что еще не время...
Прежде всего нужно было подобраться к дому...
Неожиданно над самой его головой вспыхнуло яркое сияние; он закрутился в панике на месте, высматривая путь к отступлению, но тут же понял: поздно - и бежать, и прятаться куда-то...
Слепящий луч прожектора бил со стены, упирался в него, и он был виден отовсюду, совершенно беззащитный, голый, с перочинным ножиком в руке...
Ему стало жутко.
- Вы поглядите, - возмущенно крикнул кто-то, - этот наглец ходит голый меж людей! Ему нечего скрывать!.. Я не знаю, как это назвать, но это... это...
- Голый, голый! - завопила вмиг набежавшая толпа. - Да по какому праву? Что он о себе такое думает?!
Ну вот и все, сказал он сам себе.
Смешной, несчастный фараон - ты был непозволительно наивен...
Как можно завоевать души людей, если ты голый, если по тебе видно, что ты ничего не в силах утаить, не можешь себя выдать за другого?!.
Бедный голый пришелец...
Люди попросту не воспримут всерьез - ни тебя самого, ни твоих устремлений. А это - провал, это - конец!..
Он заметался, как зверь в тесной клетке.
Со всех сторон на него смотрели, наседали люди - чьи сердца он тщился покорить, о боги, боги?!.
Он рванулся к стене, достиг ее и стал карабкаться.
Он цеплялся за малейшие выступы, тончайшие трещины и, обдирая с пальцев кожу, медленно-медленно полз наверх - только наверх, прочь из этой человеческой ямы, прочь от города и света!
Наконец он взобрался.
Коротко оглянувшись, он перебежал стену, чтобы начать спуск, и в ту же секунду что-то обожгло его, вонзившись глубоко в живот.
Ничего не соображая, он скатился по шаткой лестнице и, падая и спотыкаясь, теряя силы с каждым шагом, побрел по пустыне, куда-нибудь - теперь какая разница, куда?! - и рассудок его помрачился, и желания оставили его, он только машинально двигался вперед, вперед, не видя и не слыша ничего, шатаясь, будто пьяный, а кусок раскаленного железа сидел в животе и раздирал его плоть, его душу на части.
Он упал и уже не сумел подняться.
Он лежал, дрожа от холода и боли, над ним сияли звезды, а вокруг была пустыня, голая, как он сам, пустыня, и где-то вдали чернели стены замка, зубчатые стены, которые непонятно для чего воздвигли люди, - ведь любой из них мог тоже оказаться здесь, снаружи...
Или - не любой?
Кто замышлял и строил - тот всегда внутри, и кто подстраивался - тоже...
Ему было мучительно больно.
Он даже не мог пошевелиться...
Неужели и вправду конец? - вяло, точно не о себе, подумал он и вдруг заплакал.
Он всегда боялся смерти (слишком молод был - поэтому, наверное...), да-да, панически боялся, но никогда еще она не возникала так близко, лицом к лицу...
Ему неодолимо стало жаль себя, нет, не того, чего он не добился в жизни, - именно себя.
Он страшился перестать существовать - как это вообще возможно, вдруг взять и умереть, а как же небо, воздух, книги, музыка, любовь - все прах, да?
Словно бы и не было совсем? И впредь уже не будет: раз - и всё. И дальше - ничего...
Как так?!
Железная стрела торчала из живота.
Он опасался выдернуть ее - из раны хлынет кровь, а вида крови он не выносил...
На него нашла икота. Затем стошнило.
А он лежал, уткнувшись лицом в эту гадость, и бессильно плакал.
Бедный фараон, шептал он, от тебя не останется даже мумии, бедный фараон!..
Внезапно ему стало все равно, и он, закричав от боли, выдернул стрелу.
Потом приложил пальцы к пылающей ране и с отвращением лизнул их - странно, он не почувствовал привкуса крови, и вообще крови не было, не было совсем...
- Люди, - тихо позвал он, - помогите, люди... Я же умираю... А?..
Было тихо.
Даже звезды молчали в эту ночь.
А ведь прежде он частенько слышал их, когда был фараоном, любознательным пришельцем, он слышал этот голос вечности...
А что теперь?
Прощай - и навсегда?..
И тут он понял, что проиграл.
Общительный одиночка... Шут! Такие непременно остаются в проигрыше.
Ярость, клокоча, вдруг поднялась и захлестнула все другие чувства.
Проиграл?
И ладно! Пусть! Плевать!
Он схватил нож и стал безжалостно кромсать себя, он вырезал из себя всю свою душу и вырвал из тела все тончайшие корни ее.
Потом, стиснув зубы, вырыл острием ножа яму - и закопал свою душу.
Теперь он мог идти к людям.
Желанный и нестрашный. Как герой...