— Че говоришь-то, а? Стог у нас всегда смирный был — мухи не обидит! И Розанку свою, и девок малых — ужасть, как любил! Он бы на них, ни в жисть бы руку-то не поднял!
— Да я, че видел, то и говорю — не в себе братец твой был… — стал оправдываться сосед.
— Так, все ясно, что ничего не ясно! Надо вашего Стога найти! — закончил разговор Тай и стал подниматься с земли.
А тут и девушки пришли и каких-то бабок в черном привели. Сами уж не плачут, хмурые и озабоченные только.
— Начнем мы, наверно… день-то жаркий. Вот плакальщицы пришли — они знають, что и как делать-то надоть. А мамонька наша долго еще проспит? — обратилась та из девушек, что постарше была, сначала ко всем, а с последним вопросом к Ворону. Знать не сама баба-то затихла, а усыпил он ее. А младшая от этих слов сестрицы опять по-тихому в рев пустилась.
Тут подтянулись и парни да мужики от реки, что на ямах да в мастерских трудились. Все свои — деревенские, соседи да родичи. Пришлых наемников работать оставили.
И двинулись всем гуртом, кто на лошадях, а кто и пешком, в лес — Стога с мальцом искать.
Только его, Лиона то есть, в деревне оставили. Дубн его в свой дом отвел и сказал, чтоб здесь оставался и на соседнем дворе под ногами не путался.
Сначала Ли, вроде как, обиделся и на друзей, и на деревенских — среди парней-то, что с реки прибежали, и помоложе него были… да что говорить, что обижаться — дело-то привычное, когда его за малолетку принимают. А на объяснения время надобно, которого сейчас и не было.
Послонялся он по двору, в огород вышел, в дом заглянул — никого, кроме толстого рыжего кота, да собачонки на привязи. Но та, видно обалдев от такого количества народа за забором и шума в соседском дворе, на него и не покушалась — забилась в свою конуру, да так там и сидела. Ли ее толком и не видел.
Есть очень захотелось — свою-то утренею трапезу он у соседей на крыльце оставил. Но в доме без хозяев шуровать совестно было, так что пошел Ли в курятник, нашел два еще тепленьких яичка да выпил — вроде полегчало. А потом двинул к примеченному пустому коровьему стойлу да рядышком, в уголок на солому, и завалился… и уснул.
Проснулся он от того, что кто-то, настырно так, звал его:
— Ли-и! Ли-ион! Эльфе-енок, демон тебя задери… где ты?
Кое-как выбравшись из соломы, Ли побежал на голос.
Звал его, оказывается, Корр. Вид только у него был какой-то странный — штаны двухцветные, как будто из разных пар сшитые, да еще разной длины. А видно это было потому, что сапог вообще не наблюдалось. А камзол… точно его — малиновый с золотой вышивкой, но… вроде как и не его, а с чужого плеча — огромный.
Но долго разглядывать себя тот не дал — только узревши Ли, стал давать указания:
— Там много раненых. Бери лошадь, впрягай в телегу и дуй быстро к лесу. Да, скажи кому-нибудь из соседей, кого найдешь, пусть тоже с телегой едут, — не поинтересовавшись даже, справиться ли Лион с сей задачей, подпрыгнул и растворился в круговороте мутного потемневшего воздуха. А через мгновение из дымного завихрения вылетел огромный ворон и, с шумом хлопая крыльями, стал набирать высоту.
«— Вот и увидел… только как-то все не радостно нынче…», — подумал Ли и поплелся ворота отворять да упряжь искать.
Телега-то — вон она, на крытом дворе стоит, он ее, еще когда по дому слонялся, приметил. Вот только лошади не было — Дубн на ней в лес ускакал. Но, ничего, он на соседний двор сгоняет, свою приведет. Кобылка эта у дядюшки Лайсо и в упряжи бегала — он сам не раз Лошаднику помогал ее запрягать.
Когда они с соседом, не жалея телег и задов своих на тряской дороге, примчались к лесу, там действительно на крайней поляне прямо на траве лежало шестеро тяжелораненых. Кто-то слабо-слабо, но разговаривал, кто-то стонал, а двое вообще в беспамятстве были.
Да еще рядом топталось несколько человек в крови перепачканных.
Тай с Корром, кстати, вполне нормально одетым, над лежачими руками махали в лечебных заклятьях и потом уже обливались от натуги.
Когда их процессия из двух телег, нескольких всадников, да десятка пеших подходила к крайним домам, то солнышко уж садилось.
Потом оказалось, что деревенской знахарки на месте нет. Что и ее, и из других деревень всех, кто может лечить, еще предыдущей ночью в замок забрали — там, говорят, Мельничихин Графич больно тяжко занедужил.
И пришлось Корру с Таем все самим доделывать: и кровь останавливать, и раны затягивать, и ушибы обезболивать. А они с Виком, вместе с парой баб, у них на подсобном деле были: воду из колодца таскали да грели, тряпки на бинты рвали, да подлеченных по домам развозили.