Роман молча выслушивал эти восклицания, перемежаемые всхлипываниями и слезами, иногда пытался оправдываться. Но в чем он должен оправдываться? Получался какой-то нестройный, растерянный лепет, от которого Лиза кидалась в истерику, кричала в голос. Тогда в комнату врывалась теща, причитая:
— Что ты делаешь с моей девочкой?!
И если это каждый день в разных вариациях, если любое слово, сказанное одним из супругов, вызывает у другого подозрение и раздраженность — недалеко и до разрыва.
И вот — снова жалобы, претензии, слезы.
Роман встает, говорит:
— Хватит, надоело!
— Ах, тебе надоело? Тогда уходи. Видеть тебя не хочу!
И он надевает кепку, уходит. Уходит из дому, идет к приятелю, а у того на столе лежит билет на поезд:
— В Архипку еду. Катай со мной. Отдохнешь, поработаешь, забудешься немного.
…Всю ночь не спал Андрей Степанович в Архипо-Осиповском. Курил трубку, вспоминал то, что выложил ему о своем житье-бытье Роман Стеклов. И еще вспоминал поездку в Ярославль.
Для Лизы и ее матери появление Андрея Степановича было столь неожиданным, что они растерялись: «Ой, что же вы?.. Как же вы?.. Написали бы… Мы бы встретили… Проходите, проходите».
Проходить Андрей Степанович не стал: из комнат доносилась музыка, шум. Там сидели гости. Так и разговаривал с ними на крылечке. Неприятный и смутный получился разговор. Теща жаловалась на Романа, который был ей «дороже сына, но оказался подлецом», горевала, что у Лизы «жизнь сломана: кто же ее возьмет с ребенком?» Пыталась всхлипывать, подносила к глазам платок, но слез заметно не было. А Лиза стояла молча, время от времени повторяя одно и то же: «Ничего, переживем».
Переживем? А зачем было писать письмо? Чтобы кому-то пожаловаться? Для чего сюда приехал он, Андрей Степанович? В письме было сказано: «…не знаем, как поступить…» Знают! Вот гостей принимают, танцуют, веселятся. И не почувствовал Андрей Степанович из разговора, что дом, из которого ушел хозяин, действительно осиротел, что когда-то здесь горела, а теперь угасла любовь. А может, и не было ее, любви? Хоть сказала бы ему Лиза: «Будете ему писать — напишите, чтобы одумался, вернулся…» Вместо этого Андрей Степанович услышал другое: «Будете ему писать — напишите, чтобы не забывал высылать на ребенка…»
И еще одна фраза, сказанная уже под конец: «… А в райком я все-таки пойду, пусть ему там пропишут». И это называется «не знаем, как поступить»? Ну а если «ему там пропишут», что изменится? Разве только жажда мести будет частично утолена…
Вначале беседы Андрей Степанович думал: «Не ко времени я пришел. Ну что ж, поговорю немного, а завтра продолжу. Приду, когда у них никого не будет». А потом ему вдруг стало ясно: не надо продолжения, сейчас — в гостиницу за чемоданом и — на вокзал.
Что произошло дальше — об этом уже рассказано, Андрей Степанович отправился в Архипку, встретил Романа Стеклова, приказал ему свои черноморские художества оставить и временно поселиться у него в Москве. Ослушаться своего политрука Стеклов не мог.
Мне не терпелось узнать, как сложилась судьба Стеклова после отъезда из Архипки, и я спросил Андрея Степановича:
— И Роман приехал в Москву, жил у вас?.. Что же он надумал?
— Мы вместе надумали… — ответил он. — Я сказал ему: «Хватит быть беглецом, не для тебя эта роль. Поезжай в Ярославль и… разводись, раз жизни совместной у вас не получилось. Только учти: сына придется воспитывать тебе. Не надо его там оставлять. Пусть парень с тобой будет. Расти его, командир!» Роман опасался, правда: «Не отдадут». Отдали. Я знал, что отдадут, чувствовал… А пока Роман утрясал все эти дела, списался я со своими знакомыми из Краснодара, и они предложили ему там работу. С жильем устроили. Ну и Мишке внимание, конечно, уделили… Добрые люди. Сердечные. И вот все стало на твердые рельсы. Роман трудится, споро дело у него идет, не раз отмечали. Даже в газетах читал.
Андрей Степанович помолчал, раскурил трубку, улыбнулся и сказал тем мягким, доверительным тоном, каким сообщают о личных радостях: