Когда я свернул в соседний коридор, где находилось хирургическое отделение, увидел высокого, широкоплечего, чуть седоватого мужчину в белом халате. Перед ним, понурив голову и жалко сутулясь, стоял больной.
А врач повторял:
— Движение — это жизнь! Понимаете?
Нет, я не ошибся. Это был он. Я хорошо помню его. Помню энергичное, волевое лицо, помню голос, помню манеру разговаривать. Помню, что тогда, в Кракове, у него было звание старшего лейтенанта медицинской службы.
Небольшое звание, если учесть, что в госпитале были и капитаны, и майоры.
Но ни одному из них подполковник, главный хирург, не доверял своего места у операционного стола. Главный врач работал буквально день и ночь. За войну, начиная с 1941 года, он сделал тысячи операций… Когда силы его покидали, он говорил:
— Позовите старшего лейтенанта.
Магом и волшебником слыл старший лейтенант. Но он оставался всего лишь старшим лейтенантом. В звании его не повышали: был в плену. Хотя и бежал из плена, дерзко, смело бежал. Но ведь был:.. Начальствовать в отделении ему не доверяли по той же причине. А вот жизни человеческие ему доверяли… И как много он их спас!
— Движение — это жизнь!
Он, конечно он!
День в нашем краковском госпитале начинался с того, что ходячие шли в туалет умываться. Отставив в сторону костыли, мы плескались водой, а потом кто-нибудь предлагал:
— Пошли в котельную. Там сейчас наш врач купается.
И мы костыляли в котельную.
А в котельной стоял истопник и из толстого резинового шланга поливал ледяной водой — на Висле только что кончился паводок — нашего врача. '
Потом военный врач делал обход.
Это совсем не походило на «Тише! Идет прием!».
Старший лейтенант здоровался с нами, а затем, широко шагая по палате, подходил к койкам:
— Как самочувствие? — спрашивал он у двух старичков.
— Плохо еще, товарищ доктор.
— Плохо? — улыбаясь, переспрашивал врач. — Не поверю. Зря вы лежите, вам давно пора ходить.
Я был соседом старичков по койке и тоже знал: им давно пора ходить. И даже слышал, как один другому говорил:
— Что нам с тобой, Петруха, торопиться? Старухам написали, старухи спокойны. А лишние две недельки полежать здесь не повредит. Курорт!
Врач, разумеется, этих разговоров не слышал. Но был уверен: пора старичкам подниматься.
— Как самочувствие?
— Хуже, чем вчера…
— Не может быть! Вам надо двигаться. Движение — это жизнь! Сестра, дайте костыли!
У старичков от испуга — глаза на лбу.
Медсестра приносит костыли и, ко всеобщему удивлению, старички уверенно шагают по комнате.
Они тихо симулировали. Но были и такие больные, которые после нескольких месяцев лежания, будучи подавленными болезнью, боялись шага от койки сделать.
Я тоже боялся. Мне казалось, что равновесие не восстановится. Встану, поднимусь — и тотчас же упаду. Как это люди ходят на двух ногах и не падают?
Но появлялся старший лейтенант, заражал нас своим неистощимым, брызжущим оптимизмом, и, глядя на него, люди оживали. Люди, которые давно уже не верили в свои силы, просили:
— А может, и мне костыли? Хочу попробовать.
— Вам пока нельзя. Подождите недельку.
Потом старший лейтенант уходил. Мы знали, куда он уходил. В операционную, чтобы сменить у стола главного хирурга.
А утром снова истопник окатывал старшего лейтенанта ледяной водой из шланга, и он появлялся в нашей палате.
— Движение — это жизнь!
И вдруг я услышал эти слова много лет спустя — двадцать лет! — в застойной музейной тишине районной поликлиники.
Он не узнал меня. Но я ему напомнил Краков, госпиталь. Тогда он потрепал меня по плечу и спросил:
— А что у вас сейчас болит? С чем пришли сюда?
Я ответил:
— Ничего, так, пустяки…
Рядом с ним я почувствовал себя вполне здоровым.
Только одно грызло меня: я не помнил его фамилии. А спросить — стеснялся…
Потом я снова пришел в поликлинику, чтобы встретиться с бывшим старшим лейтенантом, но мне ответили:
— А он у нас не работает. Он — консультант по особо тяжелым случаям. На днях, кажется, на Урал улетел.
Спасибо тебе, военный врач! Ты всегда на посту — и на войне, и в мирное время.
И если я заболею, я не пойду туда, где написано: «Тише! Идет прием!» Я буду ждать тебя. Ты однажды спас меня от смерти. Ты спасешь и в другой раз…
БАЛЛАДА О ПОЛКОВОЙ ПУШКЕ
