– Даже возвращаемся! – буркнул Серега. – В наше время все-таки на населении эксперименты не ставили. Какое-то понятие о человечности оставалось. Помнишь, как мы долголетие получили? Мы-то получили, а дети наши не выдержали…
Старики помрачнели.
– Может, нас действительно откачивали от отравления выбросами? – неуверенно возразил Виктор.
– Ага. И живем мы после этого уже сколько? Нет, Витя, на нас отрабатывали то, что теперь позволяет вон той девочке выглядеть на пятнадцать, когда ей тридцать пять! И на бессмертие она не решилась именно потому, что гибель наших детей выявила рискованность подобных процедур. Мы с тобой выжили вопреки, а не благодаря. Помнишь, как нас корчило?
– Ну… что тут сделаешь? – вздохнул Виктор. – Жизнь такая. У нас нет возможности ее изменить!
– Есть. И всегда была.
– Не городи чушь! Ну что ты изменил за… сколько мы живем?
– Не считал. Лет двести. Я имел в виду – вообще возможность. Была всегда и сейчас есть. Например, там, в космосе. Там другие условия. Другие люди. Не как мы. Сейчас сложилась такая ситуация, что будущее человечества решается в астероидных кластерах.
Виктор задрал голову, посмотрел в голубое небо.
– Скажешь тоже, будущее, – пробормотал он. – Косменам не опуститься на Землю. Что они могут решить? Как они вообще там живут, не представляю, я бы не смог. Нищета в пещерах. И еще война.
– Ну и что? Живут. Дружат, влюбляются, к лучшему стремятся…
– Ну не городи чушь, ёк-макарёк! Кто стремится? Люди?! Да мы такие скоты, что только ради себя!
– Не все. Не всегда. Слышал, что там творится? Вот то-то же. Честно скажу: была бы возможность уйти в космос, помог бы сынам Даждь-бога разнести там все в клочья. А потом спустились бы на Землю – и здесь все в клочья…
– Как был революционером, так и остался, – проворчал Виктор. – Твой клон такой же?
– Не клон, сын, – твердо сказал старик. – Человек не просто набор генетических свойств.
– Ты его не видел ни разу, а туда же, сын!
– Парень вырос, – улыбнулся старик. – Задумался о жизни. Нашел меня. Мы встречаемся. Так, в одном видеомире, не по-настоящему, но поговорить можно. Это к слову о том, что да как я изменил в жизни к лучшему. Да, и он называет меня отцом.
– Воюет?
– Там все воюют. В космосе гражданских нет.
Виктор-Виктуарий завистливо вздохнул. Ему встречаться было не с кем уже много-много лет.
Они не спеша закончили работу, собрали обрезь на утилизацию. Виктор-Виктуарий деловито выкопал пару кустов цветушника, приговаривая, что если взять от много немножко, то это не воровство, а дележка. Его напарник морщился, но не препятствовал – русских отучать от воровства бесполезно. На Земле – бесполезно. Потом они разделились: Виктор с уворованными кустиками пошел к своему гибрид-мобилю, или просто «гибриду», а Сергей отправился в коммунальный поселок пешком. Он любил ходить. Светлая тропинка рядом с дорогой напоминала ему о давно ушедшей юности.
Он шагал неторопливо, ловил лицом пыльные степные ветерки, уклонялся от веток кустарника, поглядывал с интересом на скользящие мимо машины. В мобилях раскатывали в основном старые русские, их дети и слуги – элита, в общем. Вот с кем было б интересно поговорить. Но старые русские, к сожалению, недоступны. Они жили в особом мире мобилей, элитных поселков, пляжей, яхт, спортивно-развлекательных площадок, университетских городков и правительственных кварталов, закрытых для простых смертных. Он не был простым смертным, скорее бессмертным, но эти территории были закрыты и для него. К тому же о своем бессмертии он не распространялся. Жив, и слава Даждь-богу.
Он шагал, провожал глазами волшебно красивых бисекси за штурвалами гибридов и думал, а что бы он смог всерьез ответить на вопрос напарника. Действительно – что он изменил в жизни, чего достиг? Дети? Умерли, как и многие другие, когда попали под ядовитые выбросы одной из многочисленных аварий эпохи гибели государств…
Он усмехнулся. На самом деле он кое-что сделал. Написал несколько философских книг, в те далекие времена считавшихся развлекательной литературой, фантастикой. Новая философская система, созданная им во времена, когда философию считали выродившимся явлением – много это или мало? В юности казалось, что мало, почти что ничего. Да так оно и было. Его книги не были популярными тогда, не принесли славы и богатства. Не популярны они и сейчас, ибо хищную прямоходящую обезьяну не привлекает путь человечности. Вон они, волшебно красивые бисекси, сбивающие любого зазевавшегося пешехода телоотбойниками своих безумно дорогих мобилей. И все считают это нормальным. И все же… да, его книги не популярны. Но он сделал все, чтоб в них сохранилась искра человечности, нечто, отделяющее человека от животного. Сохранилась во времена, когда о человечности стыдились упоминать. Сохранилась – и вот наконец разгорелась. Сыны Даждь-бога – его сыны. Его идеи оказались востребованными через столько лет, кто бы мог подумать…