— Товарищ лейтенант, — четко сказал командир. — Разрешите принять вас в экипаж истребителя «Черт», опознавательный номер семь, для дальнейшего прохождения службы. Старшина Буревой. Борис.
— Сержант Огневой. Олег.
— Сержант Стрежевой. Сергей.
Офицер задумчиво оглядел их. Достал пистолет, крутнул и убрал обратно. И резко кинул ладонь к шлему:
— Лейтенант «кэптэн Джонс». Георгий.
В истории становления новой веры женщины сыграли исключительную роль. В двадцатом веке удивились бы — ну а как без женщин? В двадцать втором точно знают, что без женщин — запросто. Не могу предугадать, какое место займут женщины в двадцать пятом. Думаю, уйдут со сцены истории. Очень уж нестабильна их психика. Как, впрочем, и у мужчин. Думаю, мужчины уйдут тоже. Уже сейчас, в двадцать втором, более трети человеческого сообщества составляют андрогины — это по самым субъективным подсчетам. На самом деле — их абсолютное большинство. Процесс пошел еще в двадцать первом, и стремительно пошел. В первой четверти двадцать первого деление на мужчин и женщин почти исчезло — психологически, разумеется. Мало кто это заметил и правильно оценил, но я жил тогда, я — знаю. А физического однообразия удалось добиться в самом начале двадцать второго, за счет достижений в пограничных областях генетики, как принято скромно именовать сейчас евгенику. И ходят в двадцать втором по Земле, а чаще ездят, подтянутые спортивные девушки с крепкими плечами и маленькой грудью, а рядом с ними — гибкие стройные юноши примерно того же формата. И кто есть кто — лишь от одежды зависит да имени. Впрочем, имена на Земле сейчас модно брать из тех языков, где дефиниция рода не выражена — а одежду менять в зависимости от ситуации. Вот Мишель, например — милое имя, и подходит любому. И всех вектор развития землян в целом устраивает. Огромное количество симпатичных девушек вокруг, и уже нельзя злопыхать, что кто-то добился успеха благодаря красивым глазкам, то есть ножкам, то есть… Хочешь — добивайся и ты, в чем проблема?
Почему в космосе осталось деление на мужчин и женщин, бог его знает. Бог — и я. По той же самой причине, почему в двадцатом веке существовал золотой миллиард — и прочий нищий мир. Андрогинность — довольно дорогая опция, рожденным в космосе не положена. Конечно, прослойка высшего руководства и топ-менеджеров могла себе позволить и не такое, но… им не требовалось, ибо было. Высшее руководство и топ-менеджеры в абсолютном большинстве родились не в космосе, имели семьи на Земле, всеми своими помыслами были там, в космосе просто работали и по полгода проводили внизу в отпусках. А рожденные в космосе на Земле не бывали, ибо не по карману, жили аскетично в своих пещерных модулях либо на кораблях космофлота и делились на мужчин и женщин. И в этом заключалась небывалая удача для России, потому что без женщин новая вера не состоялась бы.
Мирно светились над «космодромом» потолочные панели, разбрасывали зайчики по зеркальным куполам «Чертей». Под «семеркой» копалась бригада техников, неторопливо звякала, хлопала и шуршала. Стрелок сидел на диске, свесив ноги, и поучал старшего техника. Кэп под руководством Буревого осваивал правильную, то есть быструю, работу с разовыми комплексами сопровождения целей. Пилот валялся в пыли под хордами распределенного двигателя, менял расходники. Вдалеке руководство матки осматривало технику прибывшей эскадры усиления, основное внимание уделяя не вооружению, а пилотессам в кокетливо приталенных комбезах. На собственную эскадру у них внимания уже не оставалось, что было очень хорошо.
— Благодать! — блаженно улыбнулся стрелок. — Тихо, мирно, сирена не орет…
Перегнулся вниз, присмотрелся и посоветовал заменить трассеры нулевого градуса на укрупненные. Хотя бы один, но правильнее три. Выслушал ответ и ласково поинтересовался, а не дать ли кому в рыло.
— Соблюдай воинскую дисциплину, сержант, — посоветовал из-под дисколета техник-лейтенант.
Буревой высунулся из люка, посмотрел, что случилось.
— Кэп, и это тоже твоя работа, — бросил он внутрь. — У нас стрелок молодой, границ не чует. Ему помогать надо, поддерживать дружеским участием и ласковым советом.
Измученный кэп высунулся, неуверенно посмотрел на наставника.
— Ладно, показываю. В первый и последний раз. Сержант Огневой! Доложите технику-лейтенанту, что приказом командира экипажа переданы ему до конца дежурства для проведения вспомогательных работ по юстировке и профилактическому обслуживанию оружейных систем! Бегом марш!
— Совсем обнаглел, тинэйджер, — поддержал снизу пилот. — Нет чтоб помочь нормальным мужикам, сидит тут, умного из себя строит.
Стрелок настороженно посмотрел на старшину, что-то для себя уяснил, спрыгнул с диска, доложился по уставу, получил задание от техника-лейтенанта и действительно побежал.
— Вот то-то, — одобрил Буревой. — Дисциплина — она такая странная штука: с ней хреново, без нее еще хуже… Кэп, попробуй еще раз, ну ничего у тебя не получается!
Они попробовали еще раз, потом еще, и еще…
— Нет, вы не те ребята, — сказал кэп и утер взмокшее лицо рукавом. — А жаль. Такая складная теория, все объясняла…
Узнаю кэпа, — вздохнул Буревой. — Снова вопросы. Ну что опять?
— Не могли вы летать в штраф-эскадре, — сообщил офицер уныло. — У нас бригада спецназ, кого попало не берут. Уж личные дела проверяют от и до, и не по одному разу. Я в том числе проверял.
— Ага, — охотно поддакнул Буревой.
— И психушка твоя на их психушку не похожа, если разобраться! Тех ребят, во-первых, сорвало троих разом… да и вообще у тебя на психушку не похоже, слишком быстро прошло!
— Не похоже, — буркнул Буревой. — Оно вообще на что похоже, толком никто не знает. Там, на базе, положили девчонок из обслуги, и все потому лишь… девчонок! Убить бы гадов…
Буревой скрипнул зубами, навернул кулаком по компенсатору и замолчал.
— А у командира к девчонкам особое отношение, — сказал в переговорнике пилот. — Там личное. Он у нас домашний, не то что мы со стрелком, инкубаторские выкормыши. Но мы его поддерживаем, хоть и не понимаем. Вот стрелок считает, это у нас просто комплекс такой. Мы же кровавые убийцы, вот и защищаем женщин, чтоб за свою жестокость откупиться. Подсознательно. Но психологи его теорию не подтверждают. Так что…
— Так вы они или не они? — растерялся офицер.
— Мы — это мы! — отрезал Буревой. — Кэп, ну о какой ерунде думаешь! Не забивай голову!
— Мне надо разобраться в ваших стимулах! Как я командовать буду, если не понимаю?
— У нас простые стимулы, — снова вздохнул Буревой. — Ох трудно с тобой… Ты сам-то зачем на флот пришел?
— По зову сердца! — твердо сказал офицер. — Я родину люблю!
— Это какую родину? — неприязненно спросил старшина. — Ту, которая девчонок на войну посылает? Или ту, которая выпнет нас с нищенским пансионом на промышленный астероид? Или, может, ту, которая на Валдае отдыхает, на войне обогащается? Ты вообще о чем, лейтенант?
— А что тогда вы сами на флоте делаете? — тихо спросил офицер.
Буревой тяжело посмотрел на него, словно прикидывая, достоин ли офицер честного ответа.
— Мы здесь ждем, — все же ответил он. — Должно же хоть что-то произойти? И вот тогда…
— А почему на флоте?
— Потому что флот — единственная сила, способная захватить власть в России. Здесь решится все. Здесь, не на Земле. Понял?
— А?..
— Ты не акай, лучше подумай, как дальше воевать. У нас появились установки частичной невидимости. И нам присылают эскадру усиления. Ну? Кэп, ну выводы же напрашиваются! Подумай хоть раз!
— Чего там думать! — проворчал в переговорнике пилот. — И так ясно, уже сколько раз было… как только появляется у нас новый вид оружия, так сразу, это… как это… а, вот — имперские настроения! На матки двойной состав, глубокий рейд, пух и перья во все стороны, а потом как получаем под хвост! Потому что у них — тоже новые вооружения. И тот же империализм. А организация лучше. Эх…
— Вы прямо аналитики генштаба, — криво улыбнулся офицер. — Или резиденты европейцев. Осталось только цель рейда назвать, и вас можно сдавать в особый отдел.