— Никто не знает. Мы пытались понять, но ничего не вышло. Льюис продолжает искать истоки проклятья, но у него не получается. Мы же собираем проклятое серебро по всему городу, чтобы оно не попало в руки к людям. И, кстати, я не должен был тебе об этом говорить, так что храни это в тайне. Знают только Шарлотта и Рейвен.
— Так вот что это были за «текущие расходы»! — обрадовалась Агата. — Наконец все стало понятно. Я буду нема как могила. Даже под пытками Рыцарям этого не выдам.
Сольвейн улыбнулся и послал ей нежный взгляд. В нем снова вспыхнул огонь, и Агату обдало жаром.
— Сольвейн, поцелуй меня, — лукаво попросила она.
— Уже минуты три пытаюсь. Не выходит.
— Совсем? — растерялась Агата.
— Совсем. На мне магический запрет от Великого Ворона.
— Тогда обними.
— Тоже не могу. Руки даже не поднимаются.
— Но ты же обнимал меня раньше! — возмутилась Агата, судорожно соображая, что делать.
У нее наконец все сложилось, и какая-то дурацкая магия не могла ей помешать! Как ее снять-то?!
— Раньше я знал, что мне ничего не светит, и обнимал тебя, чтобы успокоить или просто по-дружески, — тоскливо вздохнул Сольвейн, — а сейчас я хочу все и сразу и почти не могу пошевелиться.
Агата едва не взвыла. А потом нашла решение.
— А если я тебя поцелую, ты станешь сопротивляться?
— Не знаю. Давай попробуем, а? — с надеждой попросил Сольвейн. Потом бросился к кровати и сел, сложив руки на коленях. — Фух, получилось! Так тебе будет удобнее. Я совсем не думал в этот момент, и магия не смогла меня остановить.
Возбужденная Агата села рядом. Посмотрела на самого прекрасного мужчину в городе, своего заколдованного принца и героя девичьих грез.
И поцеловала его.
— Еще, — голубые глаза Сольвейна казались горящими угольями, — Агата, еще, пожалуйста!
Он не обнимал ее и не отвечал ей, словно был мраморной статуей, а пальцы стиснул до побелевших костяшек. Но лицо у него было совершенно блаженным. Агата целовала его теплые губы, гладила по груди и спине, запускала пальцы в длинные черные волосы. А потом крепко обняла, уткнулась лицом в шею и тихонько завизжала от восторга.
Сольвейн был ее! Совсем ее, весь, целиком!
Дальше она целовала и гладила его везде, где могла дотянуться.
— Агата, хватит, — застонал Сольвейн, — я не могу так, я тоже хочу тебя любить, но чувствую себя калекой! Агата! Любовь моя, остановись, а то я сейчас начну сопротивляться!
— Чего же не сопротивляешься? — хихикнула Агата, гладя кончиками пальцев его лицо.
— Не хочу, — тяжело вздохнул Сольвейн, пытаясь поцеловать ее пальцы, но застывая на середине движения, — нет, это невыносимо! Пойду валяться у Льюиса в ногах, чтобы расколдовал. Тиран-то он тиран, но добрый же! Агата, ты у меня умница, придумай, как его разжалобить.
«У меня». Агата едва не превратилась в дымящуюся лужицу, но вместо этого отодвинулась и со вздохом попыталась включить мозги.
Думать не хотелось совершенно, но пришлось.
— Значит так, давай вечером пойдем к господину Льюису вместе и во всем ему признаемся. И о том, что я подслушала ваш спор о проклятом серебре и все поняла, тоже расскажем.
— Агата, не надо. Он накажет тебя.
— И пусть. Я попрошусь собирать проклятое серебро вместе с вами. Кристина в награду заслужила быть с Марком, а я отработаю наше с тобой счастье. Только лучше дождаться Шарлотты: она вступится за нас. При ней и господине Рейвене повелитель не будет так сильно на нас сердиться. Я полезна, а господин Льюис ценит полезных людей.
— Ладно, давай попробуем, — вздохнул Сольвейн. — Агата, я ужасно хочу обнять тебя и прижаться губами к твоим волосам. Представь, что я это сделал, ладно?
Агата расплылась в счастливой улыбке и продолжила его целовать.
Сопротивляться Сольвейн так и не начал.
Господин Льюис все понял по их счастливым лицам. Он обреченно вздохнул и раздраженно спросил:
— Вот как вы ухитрились? Моя магия не работает, что ли?
— Работает. Ты запретил мне любить Агату, но не запретил ей любить меня, — пояснил Сольвейн.
— Я не запрещал тебе «любить», я запретил ее соблазнять.
— Ох, Льюис, это же одно и то же! — искренне удивилась Шарлотта. — Любить мужчину без желания невозможно. Женщину тоже. Правда, милый?
— Правда, — согласился господин Рейвен, — но нарушать приказы Великого Ворона запрещено.
— Кто бы говорил, — хмыкнул Сольвейн и продолжил: — Кроме того, я рассказал Агате все о проклятом серебре и как проклял ее. Можешь наказать меня, это я во всем виноват. Теперь я понимаю, что сломал ей жизнь, и Агата не страдает только чудом, которое уж точно не моя заслуга, а твоя. Но раз она все знает, то хочет помогать с этим и будет куда полезнее меня в поиске проклятых вещей.