2
Утром, задолго до полудня, Альберт сошел на перрон в Ле Мане. Париж, увиденный мельком по дороге от аэропорта до вокзала Монпарнас, сонно кутался в туман, зато Ле Ман встретил уже проснувшийся, по-воскресному добродушно позевывающий, щурящийся от косых утренних лучей. Сквозняк в тени ангара теплым феном вздувал волосы и обещал жаркий день. Бросив последний взгляд на серый космический нос скоростного поезда, словно намекающий о прибытии в другой мир, Альберт вышел за ворота вокзала и, отмежевавшись от равнодушного исходящего потока пассажиров, с воодушевлением огляделся.
Почему-то казалось, что совсем рядом море – настолько южные возникли ощущения. Даже забылось на какое-то время, что в этот город Альберт приехал по работе, а не на отдых. Что касается архива, который вскоре должен стать головной болью, то по случаю выходного дня тот не работал. Так что Альберт со спокойной душой сдал чемодан в камеру хранения и отправился прогуляться, туда, где впереди, над красными черепичными крышами, возвышался собор Святого Юлиана.
Поднимаясь узкими мощеными улочками, Альберт порядком взмок. Но вот жмущиеся друг к другу старинные домики расступились, показались гигантские ворота, а чтобы разглядеть колючие шпили, вонзающиеся в безоблачное июньское небо, приходилось задирать голову. С водостоков закричал на Альберта оскалом горгулий иной мир.
Не зная, как попасть внутрь, историк прильнул к огромной замочной скважине – такой большой, словно она открывалась подарочным 'ключом от города', и ледяной воздух из отверстия заставил прослезиться. Тогда Альберт на удачу толкнул тяжелую дверцу в правой створке, и она со скрипом поддалась.
В соборе было тихо и малолюдно. Альберт прошел между рядами скамеек, стараясь не нарушать священную тишину стуком каблуков, и встал перед алтарем, задрав голову. Свод со всех сторон подсвечивался необъятными витражами и был нереально высоким.
'И как в старину смогли такое построить? – невольно подумал Альберт. – Как во мраке средневековья нашлись люди, которые смогли рассчитать постройку такого чуда в невероятной пропорции камня, стекла и воздуха? А какими глазами смотрели на собор обычные люди того времени? Ведь даже я, человек, который видел множество больших городов, прекрасных дворцов, который смотрел на пирамиды, и то сейчас поражен. Так как же разглядывали все это великолепие простые средневековые ремесленники или какие-нибудь монахи, которые не видели, по большому счету, вообще ничего? И как им после этого величия не поверить в Бога всей душой?'
Спускался историк другой дорогой, мимо многочисленных маленьких кафе, закрывавших вынесенными столиками и без того тесные проходы между домами. Выйдя к набережной, Альберт с профессиональным интересом осмотрел красную кладку галло-римской стены третьего века, служившую фундаментом большинства старинных построек Ле Мана, с некоторым волнением провел рукой по влажно зеленеющему мху в пазах между камнями и постоял в раздумьях, чувствуя удовлетворение и усталость. Аппетит на новые ощущения притупился, а аппетит до еды, наоборот, разыгрался, и стало ясно, что пора присмотреть местечко для обеда. Тем более что воздух, с утра холодивший тяжелую из-за ночного перелета голову, после двенадцати сгустился и поплыл.
На противоположный берег переходить не хотелось: судя по виду, там расположилась современная скучная часть города. Сдержанной походкой Альберт дошел до приятного кафе у моста и вскоре вытянул гудящие ноги в сторону реки, слегка пьяный от солнца и усталости. Неспешность официантов подчеркивала выходной день. Посетители, в основном туристы, обедали медленно, вилки с нанизанными кусочками мяса или креветками то и дело замирали в руках, дожидаясь, пока хозяев покинет созерцательность. Историк тоже разомлел, даже кофе не помог, и обратно к вокзалу, чтобы продолжить свой путь до Шато-дю-Луар, он брел неспешно, отмахиваясь от наползающей дремы.
Ехать было минут сорок, но в упруго дрожащем вагоне Альберта все-таки сморила усталость, и не разбуди его проверкой билетов колоритный седовласый проводник, больше походивший на капитана круизного лайнера, можно было ненароком остановку и проехать.
Историк был единственным пассажиром, сошедшим на перроне маленькой станции Шато-де-Луар. Она была грустной, одинокой, и какой-то по-осеннему печальной, как и все маленькие железнодорожные станции. А малая стрелка на часах вокзала, состоявшего из одной комнаты, уже уперлась в римскую цифру шесть. И вот небольшой чемодан закинут в багажник такси, а сам Альберт наконец расположился на заднем сидении, чтобы преодолеть последний и самый короткий отрезок пути к замку Курсийон.