Мы — нынешнее человечество — представители новой после-потопной цивилизации — «5-й расы», которая должна уступить 6-й расе, а за ней грядет 7-я, последняя. В этом утверждении Черного нетрудно увидеть отголосок теософской теории 7 рас, с которой А. В. Барченко, очевидно, был хорошо знаком. Герой Барченко сообщает также читателю о совершенных познаниях предшествующей, т. е. до-потопной цивилизации: «Человечество… переживало в древности ступень развития, перед которой меркнут завоевания современной науки. И если это так, то где же искать памятники этого развития, как не у древнейших народов, всегда сторонившихся ревниво от сношений с народившимся новым, молодым человечеством»[57]. Эти высшие знания доисторического общества, дает понять нам доктор Черный, по сю пору сохраняются одной из «философских» школ Тибета. Однако для большинства европейцев они не доступны.
Восхищаясь Индией Духа, доктор Черный вместе с тем не закрывает глаза на мрачные стороны современной индийской жизни. Он — противник кастовой системы и тех, кто стоит на ее защите, — ортодоксального брахманства. В то же время Черный решительно порывает с теософским обществом, поскольку находит недопустимым его стремление «окружить тайной ключи, раскрывающие науке новые горизонты». Подобные взгляды, по-видимому, отражают позицию самого А. В. Барченко. В пользу такого предположения говорит и то, что именно Черный излагает учение о расах и «доисторической культуре» — хранительнице ключей совершенного знания. И действительно, при внимательном прочтении романов нельзя не заметить определенного сходства в характере, мировоззрении и даже судьбе Барченко и Черного, что наводит на мысль о том, что загадочный доктор есть alter ego его автора. В то же время, возможно, прав и С. А. Барченко, считающий, что прототипом Черного послужил известный эзотерик П. Д. Успенский. А. В. Барченко, как он полагает, мог посещать лекции Успенского по теософии, с которыми тот выступал в Тенишевском зале в Петербурге в 1910–1912 гг. Но учеником П. Д. Успенского А. В. Барченко так и не стал, хотя и посещал какое-то время его лекции.
Романы Барченко написаны в реалистической манере, в них нет ничего мистического — если только не считать мистическими откровения доктора Черного по поводу «семи рас» и «древней науки». Однако, при всей наукообразности рассуждений доктора, многие его утверждения весьма спорны, а ссылки на западные авторитеты при ближайшем рассмотрении оказываются не слишком убедительными. Яркий пример тому — упоминание об исследованиях Огюстуса Плонжона (Планджена). В свое время этот французский ученый-самоучка, горячий энтузиаст идеи родства цивилизаций Америки и древнего Египта, наделал немало шума своими открытиями на полуострове Юкатан, где в течение трех десятилетий вместе с женой Алисой Плонжон изучал развалины городов майя. Результаты его поисков, однако, не получили признания ученых, и за Плонжоном прочно закрепилась репутация «фантазера и фальсификатора». Чрезмерное увлечение своими более чем оригинальными теориями привело к тому, что Плонжон нередко терял чувство реальности и принимал или же выдавал желаемое за действительное. Некоторые его утверждения кажутся совершенно нелепыми, как, например, то, что Иисус произнес свои предсмертные слова на майясском языке (!?). Плонжон, между прочим, был убежден, что индейцы майя обладали не только высокоразвитой наукой, но и техникой. Как рассказывает Р. Уокоп, Плонжон, обнаружив однажды, что оконную перемычку древнего здания пересекает какая-то линия и рядом с ней выбиты зигзагообразные желобки, тут же заключил, что у древних майя был электрический телеграф (!)[58]. Впрочем, А. В. Барченко едва ли был знаком с публикациями Плонжона или полемикой вокруг его «открытий» в западной прессе, и потому, скорее всего, ничуть не сомневался в истинности теорий французского археолога.
К несомненным достоинствам романов Барченко следует отнести и ту поразительную достоверность, с которой автор живописует Индию. Один из его героев восклицает: «Вы увидите совсем новую жизнь! Будете сталкиваться с племенами, история и происхождение которых до сих пор остаются для науки загадкой. Вы увидите своими глазами настоящих факиров. За одно это можно отдать десять лет жизни!»[59]. Другое дело Тибет, который Барченко упоминает лишь в связи с горной обителью отшельников, куда случайно попадают его герои. Сведения о тибетских пещерных схимниках, как удалось выяснить, он почерпнул у двух авторов — американца В. В. Рокхиля и англичанина О. Уоддэля[60]. Именно в книге Уоддэля мы находим прототип горного монастыря, описанного Барченко. Английский путешественник называет и сроки «заточения» аскетов в своих кельях: 6 месяцев или 3 года, три месяца и три дня — для 1-й и 2-й степени святости и «пожизненное замуравливание» для принявших обет на третью, высшую степень[61]. У Уоддэля А. В. Барченко заимствует и такую трогательную подробность, как просунутая сквозь узкое «окошко» в скале дрожащая рука отшельника «в перчатке», ищущая миску с едой. Рокхиль и Уоддель, между прочим, не обошли молчанием и вопрос о тибетских «махатмах», о которых в то время много говорили на Западе, в связи с учением Е. П. Блаватской. И Рокхиль и Уоддель высказывались по этому поводу довольно скептически. Так, Уоддэль приводит мнение тибетского Регента («Кардинала»), утверждавшего якобы, что ничего не знает о существовании «махатм». Не слышал он также, «чтобы какие-нибудь тайны старого мира сохранились в Тибете: ламы интересуются только миром Будды и не придают никакой цены древней истории»[62]. На основании этого утверждения Уоддэль делает собственный вывод: «Я с сожалением должен сказать, что люди, которые воображают, будто бы в этой сказочной стране, Тибете, переставшей быть неведомой, еще хранятся тайны начала ранней цивилизации мира, предшествовавшей образованию Древнего Египта и Ассирии и почившей вместе с Атлантидой в Западном Океане, должны отрешиться почти от всякой надежды на это»[63]. С таким выводом, однако, едва ли согласились бы А. В. Барченко и его герой доктор Черный.
60