Нападающие действовали слаженно и умело. Не стали лезть разом, мешая друг другу. Один встал чуть позади другого, перекидывая нож из ладони в ладонь. Мне придется следить и за этим мельтешением. Убийца будто играет, дразнится, но в нужный момент нож окажется в той руке, которой удобно будет нанести удар.
Сейчас полагалось бы орать благим матом, призывая патруль, но крик всегда сбивает мне дыхание, а бандиты, тоже понимая что к чему, орудовали молча, без воплей и ругани.
Первый выпад я почти пропустил, пришлось отпихивать нож обмотанной вязанкой ладонью. Соратник нападающего тут же сунулся вперед, я уклонился, хлестнув его по роже отпущенным концом шерстяной полоски.
Сделав шаг в сторону, я снова ухватил шарф, чуть растянув, поймал на него лезвие и увел в сторону. И едва не получил в глаз два пальца отточенной стали со стороны, с которой не ждал. Второй злодей не только перекидывал нож из руки в руку, но и сам перемещался за спиной приятеля. Неудобно бить из-за плеча, а то наши танцы сейчас бы и закончились. Скоро злодеи поймают ритм и просто загонят меня на подставленный нож.
А первый убийца опять замахивался, метя ударить под ключицу.
Выставив вперед правую ногу, я согнул колено, и как мог глубоко нырнул под нож. Набросил шарф на руку врага и, скрестив запястья, откинулся, почти упал назад. Неуклюжая петля могла застрять или соскользнуть, но верный мой шарфик зацепил нож и выдернул его из ладони убийцы. Нож упал в снег, но некогда было смотреть куда – потеряв равновесие, враг валился на меня. Толкнув его ладонями в грудь, я отскочил, распрямился и тут снова увидел ее.
Девчонка, недавно удиравшая от громил, стояла, раскрасневшаяся и гневная, вздымая снятый с ноги башмак. Рядом стража вязала второго убивца.
– Помоги-ка! – уцепившись за мой локоть спасенная-спасительница принялась обуваться. Вязаный башмак на толстой кожаной подошве. Гудрун носит такие и топает как упряжка кхарнов. Да, невелико удовольствие получить этой обувкой по кумполу.
Подошел вразвалочку Оле. Выудил нож из сугроба и, распрямляясь, свободной рукой быстро отвесил мне подзатыльник.
– Без оружия сам не лезь! Вот она, – указал на девчонку, – все правильно сделала: побежала и позвала. Как и пристало мирному горожанину. Горожанке. Так, ребята, этих, – показал на увязанных как колбасы убивцев, – в каталажку. Я скоро от метельщика вернусь, разберемся. Ларс и вы, хесса, – у девчонки глаза как кхарновы подковы, – тоже приходите. Все, тронулись.
Девица наконец обулась и отпустила мой локоть.
– Родитель твой? – спросила она, кивнув вслед удаляющемуся Оле.
– Нет. Сват… Шурин… В общем, муж сестры.
– Значит, зять. Сестре кланяйся.
И пошла по проулку не оглядываясь, только рыжая юбка лисьим хвостом заметала следы.
В караулку я заявился раньше назначенного срока. Очень уж хотелось поскорее окончательно разобраться с событиями сегодняшнего дня, записать что-то, достойное внимания, в хронику и не думать, не вспоминать больше об этом.
Хельга и Оле пришли еще раньше меня. Сестра сидела на стуле в любимой позе: левая нога на скамеечке, локти уперты в поднятое колено, подбородок на сцепленных пальцах. Сван расхаживал из угла в угол, посещения капитана удостаивались все четыре.
– Напились в кабаке до потери облика, – вещал Оле, – выползли на улицу, там к девчонке пристали, ублажить решили без ее согласия.
– Так, а где эти паскудники теперь?
– В укупорке сидят. Тебе-то они зачем?
– Сама хочу пообщаться.
– Хельга, Хельга, какая же ты, однако, мстительная. Капрал Михель Мерк тоже жаждет крови этих фунсов, у него дочка на выданье. Да влепят им за поножовщину по полной, никуда не денутся. А если эта девица появится хотя бы на суде, так им еще за покушение на честь добавят.
– Все кабаки на Пятке, так? Сколько оттуда до Верхнего Города?
– Час с лишним. Пьяному дольше.
– Именно что пьяному. Который то шагу ровно ступить не может, то гонится за молодой шустрой девушкой. И на всем пути от Пятки до Верхнего Города не встречает ни одного патруля. Оле, мне не нравится, что произошло, и я хочу…
– А еще ты не доверяешь дознанию, проведенному по пути от места преступления до каталажки. Ох, ох, на ком я женился.
– К преступлениям и их раскрытию это не имеет никакого отношения. Но я тоже тебя люблю.
Вот так. На службе сестра со своим благоверным могут лаяться как угодно, но на отношение их друг к другу это нисколько не влияет.
– Оле, приведешь?
– Ну не Михелю же поручать.
Когда Оле проходил мимо Хельги, она не глядя протянула руку. А Сван уже делал навстречу тот же жест. Зацепились согнутыми указательными пальцами, подержались и отпустили. Такая привычка появилась у них прошлой зимой, когда Оле стал наконец женихом Хельги. И я ни разу не видел, чтобы их руки не встретились.
Хельга двумя перстами приподняла за рукоять один из лежащих на столе знакомых ножей. Хоп! – и удерживает его уже за лезвие. Раз! Рукоять легла в ладонь обратным хватом.
– Ларс, ты давно знаком с этой девушкой?
– Спрашиваешь как сестра или как прознатчик?
– Ты знаешь.
– Сегодня утром впервые увидел. У дома Кори действительно была хлына?
– Доктор Трюг говорит, что обычным оружием таких ран не нанести.
Теперь и я вслед за сестрой могу сказать «Мне это не нравится».
– Хельга, а хлына на людей часто нападает? Не то, что «берегись ночью один ходить», а чтобы точно говорили, где, кого схватила, ну, понимаешь, имена… Торгрим при мне ни разу ничего подобного не записывал. Может, раньше было, тебе ничего не рассказывал?
Сестра нахмурилась.
– Имена… Не помню. Я сегодня в первый раз увидела, что она может натворить. В Университете младших стращали, но никогда не говорили ничего конкретного. Но про хлыну все знают, рассказывают.
– Про Догадливого Нильса и его ответы королевской дочери тоже все знают. Только нет у Хрольва Ясного ни предка такого, ни родича.
– Ларс, раны от когтей горгульи я теперь узнаю безошибочно.
– Да я не о том! Хотя и об этом тоже. Все думали, что они не принадлежат нашему миру…
– А про хлыну думают, что она есть, а на самом деле нет?
– Слушай, Хельга, а может она один раз наедается, а потом на двадцать лет в спячку впадает?
– Фунс ее знает. Ларс, ты ж наверняка хроники смотреть будешь. Скажешь, если найдешь чего-нибудь. Или не найдешь.
– Надо еще старого Пера спросить. Он же дольше всех в городе живет, должен знать. Я пойду?
– Иди, хронист, иди.
Заметки на полях
Вошедший в комнату Оле тяжело опустился на табурет.
– Плохие дела, Хельга.
– Что случилось?
– Не допросишь ты их уже. В камере лежанки стоят каменные, ну ты знаешь. Они с одной тюфяк сняли и с двух сторон об углы. Холодные уже. Крови натекло, много…
Нож, вывернувшись из пальцев Хельги, упал на стол, ударившись о лезвие другого. Звук был совсем тихий, но главный прознатчик Гехта и капитан стражи невольно взглянули на ножи. Совсем обычные, с широким лезвием и ухватистой рукоятью, годные и в доме, и в дороге, кузнецы продают такие не спрашивая, зачем понадобился. Только у обоих на рукоятях прямо под странным отверстием на перекрестье вырезано изображение дракона.
Глава 3
Глава 3
Посреди двора Оле Сван плясал с двумя клинками. Он то двигался медленно, словно нехотя, и стражнические палаши замирали в его руках, а то вдруг начинал стремительно вертеться, подскакивать, припадать к земле, и острые боевые клинки сходились и расходились, мелькали в опасной близости от обнаженного торса Свана, хищно устремлялись вперед, неся гибель воображаемому противнику. Они не казались чем-то самостоятельным, отдельным от Оле, нет, они принадлежали его телу как… как когти Дракона, черного воина Троппера или беспощадного Дода. И потому, наверное, было в пляске Свана нечто нечеловеческое, запретное, пугающее и завораживающее.