Велико было отчаяние княгини, наше беспокойство, потому что брак был тайным, а в таком разе стыд великий и неизбежный; королева Бона с угрозой и суровым гневом напала на нас и княгиня с плачем во всём призналась. Срочными письмами вызвали старого князя; но когда это происходило, с Днестрового похода привезли сына, он так был поражён в глаз татарской стрелой, что испутил дух. Старец, который не имел вестей от второго сына из-за границы, похоронив почти последнего представителя своего рода, впал в отчаяние, разболелся, пошёл больной ещё татарам мстить и в степи от немощи умер.
Княгиня осталась одна! Доказательств её брака было невозможно найти, потому что он был тайным и старый князь один этим занимался.
Тем временем ребёнок, сын, появился на свет и, как бы особенной иронией судьбы, последний уже мужчина этого рода; брат мужа княгини, узнав о смерти своих и случившемся с нами, вернулся.
Наделав за границей больших долгов, на уплату которых ушли отцовское состояние и небольшое наследство дорогого дяди, он остался почти без средств, и если бы король его не выручил староством, даже хлеба, может быть, не имел бы. Естественно, он обратил взгляд на княгиню и сначала хотел на ней жениться, но, несмотря на заступничество королевы, короля и прелатов, она слушать о том не могла, говоря, что её и так Бог достаточно за первую связь покарал.
Отсюда сильная неприязнь к нашей госпоже, отсюда желание мести. А оттого, что доказательств первого брака, кроме нескольких свидетелей, которым закрыли глаза угрозой и деньгами, никаких не было, принятый манифест отказал рождённому ребёнку в законности и в получении материнского состояния.
В усадьбе, как обычно бывает на больших дворах, о нас ходили разные слухи: одни этого ребёнка считали законным потомком, другие, особенно оттого, что быстро поумирали старый князь и сын его, считали незаконным плодом. А двор королевы Боны был выставлен на людские языки больше, чем другие места, потому что королеву не выносили и упрекали её в развязности обычаев; людей легко было уговорить, что виновата княгиня, что никогда замужем не была, а всё, что её касалось, только сказки.
Были и такие, что подозревали его величество короля из-за великой красоты княгини и сходства её с Барбарой. Но мы знаем, какая это ложь. Королева Бона, может, опасаясь, как бы после смерти Барбары (которую, прости Боже, заранее предвидела) Сигизмунд, наш пан, не обратил бы внимание на княгиню, приказала ей уехать.
Мы собрались тогда с ребёнком выехать на Русь, к Волыни, где были её владения. Но не спал наш неприятель. Несколько раз у нас пытались выкрасть ребёнка, несколько раз нападали на нас в дороге; судьбе, отваге наших людей и счастью мы обязаны тем, что остались целы. С великим огорчением мы наконец прибыли тогда в город. Но и там за нами шли посланцы, предатели, цыгане, отравители, так что оставить ребёнка на мгновение без присмотра было нельзя, не имели спокойной минуты.
Несмотря на свою привязанность к сыну, княгиня не могла дольше удержать его при себе. Поэтому в самой большой тайне поручили ребёнка мне, которая, уже вскормив его сначала, потому что моя дочка умерла, отдалилась от двора в другое имение. Стась, такое было имя у сына пани, имел, к несчастью, на своём лице несмываемое пятно происхождения, семьи, и по нему посланцы Кжиштофа его узнавали. Начали ходить возле меня, пробуя и деньгами, и силой, и угрозой получить ребёнка; наконец дошло до того, что я не давала ему еды, не попробовав сначала сама, что каждый кусок хлеба, предназначенный для него, я прятала.
Ребёнок рос и вместе с ним росло постоянное преследование. Как можно более тайно я снова сама отдала его учиться, стирая за собой следы. Мы скрыли мальчика в глубоком Полесье, в чудесных владениях, наняв домик, привели магистра.
Так ребёнок рос в постоянном страхе матери, которая не смела спрашивать о нём, видеть его и оставила на моих руках. Тем временем однажды ночью на усадьбу напали, когда Стась был с магистром; старца убили, а ребёнок, от страха спрятавшись в саду, избежал похищения, а может быть, смерти. К счастью, я прибыла на следующий день, точно предвидя несчастье, и забрала ребёнка. Я подумывала сначала в Краков его выслать, потому что нигде так, как в большом городе, не скрыться; но на это нужно было позволение матери, а потом нужны были деньги и доверенные люди. Бросив Стася у родственника, я сама отправилась в замок пани княгини, но, не доехав, в дороге узнаю, что её нет, что исчезла неизвестно куда, а князь Кжиштоф завладел уже правом наследства имущества.