Пока я мыл три положенных этажа, мысли всё время вертелись вокруг двери, около которой меня застукали. Номер 501. Что же за ней такое? Наверняка, что-то для меня важное, раз я пришёл туда в состоянии транса, спонтанно порождённом усталостью и недосыпанием. Возможно, мне удастся даже найти ключ к этой двери, если вызвать этот транс снова, но при этом нужен кто-то, кто расскажет потом всё, что я буду делать, чтобы снова не впаяться, как сегодня, ибо второй раз мне это с рук вряд ли сойдёт. Где же мне взять надёжного человека?..
Я не спеша перебирал в памяти всех, кого знали мои бывшие субы, и всё отчётливей понимал, что у меня нет такого человека. Были хорошие знакомые, с которыми необременительно поболтать о том о сём, приятели, с кем неплохо сходить в визиошку и пропустить по стаканчику, девчонки, с которыми отлично можно развлечься... но все они не годились на роль настоящего друга, кому легко и не страшно полностью довериться.
Когда я вдруг ясно осознал, что у меня никого нет, навалилось такое ощущение всеобъемлющего одиночества, что руки вдруг ослабли, и швабройка с грохотом опрокинулась на пол. Моющая часть продолжала вращаться, бестолково рассекая воздух и зря разбрызгивая мыльную воду, я смотрел на неё и словно видел свою жизнь, такую же бессмысленно кружалую, очень деятельную, но никому на свете, даже себе самому, ненужную. Ни настоящего дома, ни друзей, ни цели... В груди стало больно.
Боль! Я наклонился, поднял швабройку и принялся возить ею по полу. Мы все избегали боли, подумал я. Потому и расщеплялись. Чтобы легко переносить стрессы, работать по девяносто часов в неделю и всегда быть сполна удовлетворёнными тем, что имеем, не мучаясь от мысли, что кто-то лучше нас. Никто не был лучше, просто у одних было больше субов, у других меньше. Порой попадались такие сложные, замороченные индивидуумы, количество субличностей которых доходило до сотни, но это было большой редкостью. В основном, требовалось около пятнадцати "Я", чтобы сделать человека счастливой единицей трудолюбивого общества. А мне вот понадобилось всего девять...
Да, я был простым парнем с маленьким количеством субов, может, видимо, поэтому у меня и после синтеза легко получалось притворяться ими...
Так почему же и за что на такого простого парня вдруг навалилось сразу столько проблем?
7
Утром я встал не такой разбитый, как был последние дни. Несмотря на грядущий поход к нейро-психологу, мне удалось неплохо выспаться: видимо, привык уже к своему новому состоянию, к тому, что веду двойную жизнь. Нет, я понимал, конечно, что одно дело обмануть работягу Толю или какого-то незнакомого мужика, и другое - профессионального мозговеда, у которого глаз намётан на определение психических отклонений, но почему-то не волновался. Даже, напротив, чувствовал подъём, как будто после этого похода все мои мытарства должны обязательно закончиться. Хотя, почему "как будто", оно ведь, если вдуматься, так и было: предстояло самое сложное испытание, а значит, если я его пройду, то бояться больше нечего.
Боец Серёга подмигнул своему отражению в зеркале и вышел из комнаты.
Чётким, размеренным шагом я направился к кабинету психолога, а в голове стала прокручиваться наша прошлая встреча. Предыдущие дни мне всё было недосуг об этом подумать: слишком много скопилось дел и других вопросов, а сейчас, анализируя разговор с психологом, я неожиданно для себя поразился тому, что вспомнил.
Я доложил о сбое, а потом вёл себя так, что не заметить, как со мной продолжает твориться нечто неправильное, было просто невозможно, ведь Марина - спец! Однако вместо того, чтобы, заподозрив начало синтеза, поднять тревогу и изолировать меня для более тщательного обследования, она всё время улыбалась и говорила странное...
"...А эмпат, вообще, конкретно мешал мне работать". - "Бойцу". - "Что бойцу?" - "Эмпат мешал работать бойцу".
Неужели она всё видела, но специально ничего не предприняла? Почему?
Я уже подошёл к кабинету и протянул руку, чтобы открыть дверь, но замер, вдруг поражённый мыслью: а что если это ловушка?
В этот момент дверь открылась, и я едва успел отпрянуть, чтобы не получить ею по лбу. На пороге стояла Марина.
- Здравствуйте, Кораблёв, - сказала она, и посторонилась, пропуская меня внутрь. - Проходите, я вас жду.
Путь к отступлению был закрыт. Забыв поздороваться, я молча прошёл в кабинет. Марина захлопнула за мной дверь. В замке дважды щёлкнул ключ. Я обернулся, глядя на психолога - сегодня она не улыбалась.
- Прошу! - психолог открыла дверь в маленькую комнатку, изолированную от остального кабинета звуконепроницаемым материалом.
- Здесь точно нет ни камер, ни жучков - я проверяла. - Она указала на кресло возле небольшого аппарата с нейроконтактами, а сама села на стул напротив. Рядом, на табуретке, стоял инфоком.
Что тут диагностируют, чёрт его разберёт, но ясно, что если она меня сейчас здесь пристрелит, никто не услышит. Я сел на предложенное место, ожидая чего угодно. Тело напряглось, словно внутри сжалась пружина, готовая при малейшей опасности мгновенно распрямиться.
- Полагаю, к сегодняшней нашей встрече вы уже вполне осознали своё новое состояние и, учитывая его возможности, наверняка догадались, что я ещё в прошлый раз поняла, что с вами происходит.
Я молчал, вглядываясь в её лицо - не провоцирует ли?
- Да, бросьте, Кораблёв, расслабьтесь! Если бы я хотела о вашем... ммм... вашем метаморфозе, - она зачем-то продолжала старательно избегать слова "синтез", - поставить в известность службу безопасности, я бы уже это сделала, - тут она, наконец-то, улыбнулась.
- Отчего ж не поставили? - спросил я. Голос прозвучал как-то по-новому, немного хрипло, но жёстко и уверено. Это был голос моей новой личности, который я ещё ни разу не выпускал наружу, изо дня в день прикидываясь своими бывшими субами.
- Я хочу вам кое-что показать, Кораблёв.
Она тронула инфоком, выводя его из режима ожидания, и быстро набрала на клавиатуре несколько последовательностей каких-то символов, вероятно, то были пароли, с изнанки виртэка плохо видно, но, похоже, она входила в какую-то базу. Потом появилось чьё-то фото и вроде текст.
- Экран! Развернуть на сто восемьдесят градусов! - скомандовала Марина, и я увидел смотрящее прямо на меня лицо.
Черты его были мне хорошо знакомы, а вот взгляд показался чужим - холодным и безжалостным. "Кораблёв Фёдор" - гласила надпись под снимком. А рядом шла краткая автобиография, в которой указывался мой год рождения, биологические предки, интернат, где я воспитывался до расщепления, а так же полный список моих субов.
Их было ДЕСЯТЬ.
Первая строка в списке была выделена красным:
"Фёдор Кораблёв - УДАЛЁН".
Что?! Удалён?! Это как? Никогда раньше я о таком не слышал. Субов усыпляют, а не удаляют!
Так вот почему нет никаких отметок в документах, и на скуловом маркере только девять позиций! Мою десятую, может быть, самую деятельную личность, просто убили! Стёрли, как будто её и на свете не было, даже документы и скумар заменили!
- Разве такое возможно? - Я с трудом заставил себя оторваться от виртэка и посмотрел на Марину. - Удаление! Даже на самое краткое усыпление требуется решение суда, а тут... - Мой взгляд растерянно блуждал по экрану в надежде отыскать хоть какую-то запись по делу, что было проведено следствие и т.п. - ...Ничего! Но... так же... нельзя... - я потерялся в словах, не знал, что сказать.
- Можно, как видишь. Не против перейти на "ты"?
- Что? А-а-а... да... давай перейдём. - У меня появилось ощущение вязкости, как бывает во сне, когда пытаешься что-то сделать, но получается очень тяжело и медленно. Я словно погружался куда-то вглубь себя, проваливался, хотел что-то вспомнить, но не мог. Реальность начала уплывать.