Пожалуй, Карим даже слегка завидовал силе его убежденности. С ним тоже такое было, по молодости, когда он сошел на берег в Байонне, после перехода в Монпелье. Эта убежденность помогла ему выжить на всех ступенях подготовки, преодолеть их и с успехом провести первые операции. Впрочем, агент должен признать, что последние месяцы им овладело сомнение. И страх тоже. Эта игра оказалась новой как для него, так и для его организации. Он не мог с уверенностью сказать, что она ему нравится.
Феннек посмотрел на запад, в направлении Форт-Уильяма, но ему не удалось различить огни города. К ночи поднялся густой, непроницаемый, вселяющий тревогу туман. В любой момент из него могли возникнуть люди и захватить их. Быть может, как раз сейчас за ними кто-то наблюдает. Они ничего не смогут разглядеть, будут не способны реагировать и бесследно исчезнут.
Он вздрогнул.
Знают ли его братья, что куффары[52] стягивают в этот регион элитные войска? Похоже, нет. Они бы никогда не согласились на риск быть так глупо обнаруженными.
— Пошли.
В этом слове, произнесенном прямо ему в ухо низким, слегка тягучим нетрезвым голосом, было что-то влажное. Отстраняясь, губы Изабель коснулись его щеки. Жан-Лу Сервье позволил молодой женщине протащить его за руку между людьми, столами и стульями к переполненной танцевальной площадке «Милллиардера».[53]
Кабаре «Миллиардер».
Летний вечер, пятница. Сервье понемногу возвращался в привычную обстановку. За две недели он сообщил о своем приезде некоторым знакомым. От одного из них высокая блондинка Изабель и узнала, что он вернулся в Париж.
Они не разговаривали три года, с тех пор как Жан-Лу уехал в Лондон. Не могло быть и речи о продолжении знакомства, раз он живет там. Изабель любила Сервье — немножко. Любила она и прочие радости, химические тоже, но сильнее. На вкус Жан-Лу, даже чересчур. Их роман был непродолжительным. И все же, когда в начале недели она позвонила ему, он поддался этому вновь возникшему интересу.
Изабель не сильно изменилась, разве что коротко постриглась, под мальчика. Вечная элегантная дива, она по-прежнему посещала все те же места, все с теми же персонажами. В тот вечер они поужинали «У Жоржа», на последнем этаже Бобура, где она, едва войдя, устроила спектакль, поздоровавшись с половиной зала, после чего спросила, есть ли у него cash,[54] потому что ей необходимо развеяться.
— Понимаешь, настроение на нуле.
По существу, вступление достаточно недвусмысленное.
На танцевальной площадке Изабель прижалась к нему и порывисто и чувственно развернулась спиной. Чтобы скоординировать их покачивания, он положил руку ей на бедро; она передвинула ее себе на ягодицы. Она гордилась своей задницей, изваянной долгими часами брюшно-ягодичных тренировок, и, когда они спускались по эскалатору в Центре Помпиду, уже позволила Сервье прикоснуться к ней. И не возражала, когда во время их краткого пребывания в лифте по дороге к паркингу пальцы Сервье проникли дальше, под трусики.
Жан-Лу сильно перебрал. Изабель липла к нему. Другие танцоры липли к ним.
В ушах у него ревела музыка. Мигал свет.
Он видел людей. Он видел тени. Свет. Выключили.
Люди. Тени. Изабель. Прижалась. Слишком сильно.
Люди. Тени. Чернота.
Одни.
Молодая женщина утащила его с танцплощадки в самую глубину заведения, в нишу с никогда не запирающейся дверью. Этот закуток служил гардеробной для персонала. И для других целей тоже. Из смехотворно маленькой сумочки, которую она называла «багет»,[55] Изабель вытащила пакетик с белым порошком. Сервье не раздумывая предложил ей свой бумажник. Она сделала на нем четыре полоски. Они одну за другой втянули их носом и принялись целоваться, прикасаться друг к другу. Кожа, волосы, щеки. Большой палец обводит ее губы, проникает в рот. Она сосет его. Она обхватывает ладонями его лицо. Его ладони блуждают по ее груди, талии, спине. По ее ягодицам. Лобку. Его пальцы у нее во рту.
53