— В десять я встречаюсь с Боско, — сказала она сегодня. Боско был последним из рок-музыкантов, с кем она еще работала. Правда, встретиться они договорились в три.
— Боско? С утра? — удивился Бенни. — Это он сам тебе так назначил?
Стефани запоздало сообразила, что ляпнула глупость: по ночам Боско пил по-черному, шансов застать его в десять утра во вменяемом состоянии — практически ноль.
— Вроде сам. — Оттого что пришлось врать мужу в глаза, противная игольчатая слабость разлилась по всему телу. — Но ты прав: странно, конечно.
— Не то слово. — Поцеловав на прощание Стефани, Бенни вместе с Крисом направился к двери. — Позвони, как закончите с ним, хорошо?
Стало ясно, что придется отменять игру с Кати (причем по-свински, в последний момент!) и тащиться в Манхэттен, к Боско. В десять утра. По-другому никак.
Едва Бенни с Крисом уехали, Стефани привычно подобралась: каждый раз, когда они с братом оставались вдвоем, возникало это странное напряжение, словно вопросы, которые она хотела ему задать, но не задавала, наталкивались на незримую броню, которой он заранее от нее отгораживался. Стефани понятия не имела, чем он занимается целыми днями, не считая лего-конструирования. Раз или два, возвращаясь с работы домой, она замечала, что телевизор в их с Бенни спальне настроен на порноканал; это так ее зацепило, что она уговорила Бенни купить второй телевизор специально для Джулса, — черт с ним, пусть смотрит, что хочет, но у себя в гостевой комнате.
Поднявшись с мобильником наверх, она оставила Кати сообщение на автоответчике: извини, сегодня не получается, сыграем в следующий раз. Когда она вернулась на кухню, Джулс что-то разглядывал за окном.
— Что это с твоей соседкой? — спросил он.
— Ты про Норин? По-моему, она чокнутая, а так ничего.
— А что она делает около вашего забора?
Стефани подошла поближе. Точно, за штакетником мелькала голова Норин. Волосы, как у всех соседок, стянуты в хвостик на затылке, только у всех хвостики осветленные а-ля натуральная блондинка, а у Норин — обесцвеченные до карикатурной белизны. И сама она в своих огромных черных очках похожа на муху из мультика. Или на инопланетянку. Стефани досадливо повела плечом: нашел на кого засматриваться.
— Все, я побежала!
— Подвезешь до города?
У Стефани кольнуло в груди.
— Конечно, — сказала она. — У тебя сегодня встреча?
— Нет. Но хочется же куда-нибудь выбраться.
Когда они подходили к машине, Джулс глянул через плечо и сказал:
— Твоя Норин, кажется, за нами следит. Через забор.
— Запросто.
— И что, вы так и живете?
— А что мы можем сделать? Она на своей территории, нас не трогает.
— Мало ли, вдруг тронет.
— Вот когда тронет…
— Ясно, — усмехнулся Джулс.
В машине Стефани сразу же вставила в плеер диск с новым альбомом Боско — «От А до Б»: у нее было чувство, что это как бы подкрепляет ее алиби. Все последние альбомы у Боско походили один на другой: куцые странненькие песенки под аккомпанемент укулеле. Бенни продолжал записывать их только по дружбе.
— Я выключу, ладно? — сказал Джулс после первых двух и выключил, не дожидаясь ответа. — Это тот, к кому мы едем?
— Мы?Я вроде подбрасываю тебя до города.
— Можно я пойду с тобой? Пожалуйста.
Голос робкий, просительный — ясно, что мужику некуда себя деть. Стефани хотелось выть: это что, наказание такое за то, что она соврала мужу? В последние полчаса ей пришлось отменить игру, о которой она мечтала несколько дней, подложить свинью партнерше, отправиться якобы на встречу с человеком, который наверняка сейчас валяется в беспамятстве, и вот теперь выясняется, что ее суперироничный братец, просто от нечего делать, собирается идти вместе с ней и смотреть, как будет лопаться мыльный пузырь ее вранья.
— Вряд ли тебе будет интересно, — сказала она.
— Ничего, поскучаю, — ответил Джулс. — Мне не привыкать.
Пока Стефани маневрировала, выруливая с парковой дороги Хатчинсон-Ривер на скоростное шоссе Кросс-Бронкс, Джулс заметно нервничал. Когда они наконец вписались в поток, он откинулся на сиденье и спросил:
— У тебя любовник?
— Свихнулся? — уставилась на него Стефани.
— Эй, следи за дорогой!
— С чего ты взял?
— Какие-то вы с Бенни оба дерганые. Раньше вроде так не было.
— Да? — Стефани удивилась. — Бенни кажется тебе дерганым? — Старый страх стиснул ее как рука, что всегда у горла, — не помогла ни клятва, которую Бенни давал ей два года назад, в день своего сорокалетия, ни полное отсутствие поводов для недоверия.
— Ну, вы с ним, даже не знаю, какие-то чересчур вежливые.
— По сравнению с заключенными в Аттике?
Джулс улыбнулся.
— Ладно, — сказал он. — Может, ты и права, все зависит от окружения… У вас же тут Крандейл… Нью-Йорк… — произнес он нараспев. — Небось еще и республиканцев полно?
— Каждый второй.
— Правда, что ли? — Он недоверчиво уставился на Стефани. — И вы с ними мило беседуете о том о сем?
— Бывает, Джулс.
— Что, и ты? И Бенни тоже?! С республиканцами?
— Ты мог бы не орать?
— Следи за дорогой! — рявкнул он.
Стефани перевела взгляд на дорогу, но ее руки на руле дрожали. Больше всего ей сейчас хотелось развернуться и отвезти брата домой — но тогда она пропускает свою якобы десятичасовую встречу.
— Черт, стоит человеку выпасть на несколько лет — а мир уже другой! — сердито говорил Джулс. — Едешь по городу, ищешь глазами знакомые башни — их нет! Идешь в какой-нибудь вонючий офис — тебя обыскивают при входе, чуть не догола раздевают. По телефону у всех голоса как с того света: говорят с тобой, а сами не отрываясь стучат по клавиатуре, им, видите ли, надо срочно кому-то ответить. Том и Николь разбежались в разные стороны… А моя сестра с мужем начхали с высокой горы на свой рок-н-ролл и тусуются с республиканцами. Я хренею!
Стефани медленно втянула воздух через нос: спокойно. Спокойно.
— Какие у тебя планы, Джулс?
— Я же говорил, я еду с тобой на встречу с этим…
— Планы на жизнь.
Джулс долго молчал. Наконец сказал:
— Понятия не имею.
Стефани скосила глаза на брата, ее сердце стиснул страх. Они уже ехали вдоль Гудзона, и Джулс смотрел на реку — тупо, безнадежно.
— А помнишь, — сказала она, — много лет назад, когда ты только приехал в Нью-Йорк? У тебя было полно идей.
Джулс усмехнулся:
— У всех полно. В двадцать четыре года.
— Но ты же добивался, чего хотел.
Стефани тогда училась на первом курсе в Нью-Йоркском университете. Ее соседке по общежитию (у них была двухкомнатная секция на двоих) пришлось взять академ и лечиться от анорексии. Тогда Джулс — он двумя годами раньше закончил Мичиганский университет — въехал в освободившуюся комнату, всего на три месяца. Он бродил по городу с блокнотом, бегал по редакциям, запросто появлялся на всех сборищах в «Пэрис ривью». К тому времени когда анорексичка вернулась в университет, у него уже была работа в «Харперс» и квартира, которую он с друзьями снял на углу Восемьдесят первой и Йорк-авеню. Из трех его тогдашних друзей двое редактируют известные журналы. Третий получил Пулитцера.
— Я не понимаю, Джулс, — опять заговорила Стефани. — Не понимаю, что с тобой случилось.
Он смотрел на ослепительные очертания Нижнего Манхэттена, не узнавая.
— Я как Америка, — сказал он.
Холодея, Стефани обернулась к брату.
— Ты о чем? Ты не бросил пить свои лекарства?
— У нас грязные руки, — ответил Джулс.
Оставив машину на стоянке на Шестой авеню, они двинулись в Сохо пешком, лавируя между покупателями с необъятными фирменными пакетами «Крейт и Баррел».