Когда Йованович вышел, Пашич предупредил секретаря, что сегодня никого больше принять не сможет. Ни своих министров, ни иностранных посланников. Ни друзей, добавил резко. По телефону отвечать только королю Негру и воеводе[22] Путнику.
Оставшись один, он не сел — оперся ладонями о стол, заваленный утренними недобрыми телеграммами из столиц союзных государств и сообщениями с фронтов, только что переданными ему военным министром. «Положение критическое! Критичнее быть не может, господин премьер-министр». «Будет еще критичнее, господин полковник, будет», — возразил он ему, подумав, что человек, который не способен представить, что при любой неприятности может быть еще труднее, не годится в министры его правительства. Склонившись над столом и устремив взгляд в голую стену, он погрузился в раздумья: что самое важное из того, о чем он не должен сказать в своем завтрашнем сообщении на закрытом заседании парламента, созванного из-за стремительно ухудшающегося положения Сербии? О положении, в каком оказалась Сербия, когда одну ее часть захватывает враг, а другую отнимают друзья, когда армия с трудом удерживает фронт, а союзники отдают Македонию Болгарии и не присылают боеприпасов и снаряжения, в то время как оппозиция в парламенте и в газетах вопит: «Пашич виноват в этой беде», и люди верят ей. Как сказать меньше, когда все ждут, что он скажет все, даже самое худшее? Ибо при большом несчастье люди видят даже то, чего не видно, и понимают то, что не понятно. Сегодня любой дурак может доказать, что положение Сербии безнадежно. А его долг указать основания для надежды. Указать надежду, много не доказывая. Люди почему-то не верят политике, которая нуждается в доказательствах. Зато налицо оппозиция, которая имеет в руках все доказательства против такой политики и намерена ее сокрушить. Если бы завтра в парламенте, а главное, в газетах, ему удалось заставить умолкнуть этого Вукашина Катича. Он единственный в рядах оппозиции, кто умеет разумно сказать и кому люди верят. Такой министр ему сейчас нужен. Нет политического единства без Ачимова сына, а тот яростнее всего выступает против любого политического союза. Как заставить поддержать свою политику именно его, этого своего старого ярого противника?. На последних парламентских выборах только нападение Австро-Венгрии на Сербию спасло Пашича от поражения.
— Господин председатель, у телефона начальник штаба Верховного командования, — доложил секретарь, — а у меня полна комната иностранных журналистов, которые просят принять их.
— Скажи, что я приму их послезавтра.
Секретарь удалился, а он сел, неторопливо взял телефонную трубку и дождался, пока воевода Путник произнес:
— Я долго думал, господин председатель, прежде чем решил сообщить вам: нашей армии грозит катастрофа.
— Армия, я полагаю, еще в окопах, господин воевода. И оказывает сопротивление австрийцам и венграм.
— Больше не оказывает. Наш фронт в Мачве и у Ягодин развалился. Швабы прорвали его и неудержимо подступают к Валеву.
— Остановите их, как можете.
— Патронов у нас хватит еще дней на десять, а артиллерийских снарядов — по десятку на орудие. Без серьезной помощи союзников нам трудно будет выдержать и две недели.
— Я сейчас же снова попрошу союзников ускорить отправку боеприпасов. Что же касается их войск, мы не можем на них надеяться.
— Верховный уполномочил меня пригласить вас и все правительство немедленно прибыть в Валево. Необходимо договориться о том, что еще можно сделать. Алло, Ниш! Вы меня слышите, господин председатель?
— Завтра заседание парламента, и правительство не может приехать в Валево, пока парламент не примет особо важных решений по военным делам. Пусть Верховное командование, как и до сих пор, само определяет, что следует предпринять на фронте.
— Господин премьер-министр, я повторяю: положение на фронте настолько тяжелое… Может быть… крайне критическое. И я прошу вас выехать без промедления.
— Если положение таково, как вы говорите, то его нужно основательно обдумать, а не спешить очертя голову.
— Я считаю, мы находимся накануне решающего события.
— А я считаю, что оно произошло, когда мы отвергли ультиматум Австро-Венгерской империи. Все прочее следует оценивать в соответствии именно с этим решающим событием. И действовать в соответствии с ним. Я в этом твердо убежден, господин воевода. Нет, нет. Я ничуть не уклоняюсь от ответственности. Не уклоняюсь. И прошу вас передать это регенту. Я подумаю. Слышите, я подумаю и сообщу вам завтра вечером.