В самом деле, дом не хотел расставаться со старыми вещами. Они цеплялись за все углы, отчаянно протестуя против того, чтобы их уносили на помойку. Когда вытаскивали старый шифоньер, у которого на задней стенке был непонятно зачем намалеван какой-то детский рисунок, он треснул пополам, и одному из мужиков придавило ногу тяжеленной станиной. Пока тот громко матерился, Виктор со вторым мужиком вытаскивали громадину из дверей, поднимали обломившийся низ, а на крыльце вдруг начали отваливаться с неприятным звуком дверцы, и одна из них, упав, оставила заметный след на деревянной ступеньке. Тоня растерянно смотрела на все это, стоя с тряпкой в руке, пока Виктор не отправил ее разогревать обед.
Она включила горелку, поставила на нее кастрюльку с супом. Но тут в мансарде раздались какие-то непонятные звуки, и, пока Тоня ходила выяснять, что там такое, вода выкипела, а лапша намертво приварилась ко дну. Да что за чертовщина, в конце концов! Тоня разозлилась. И вслух воскликнула: «Ну-ка хватит выкаблучиваться!» Это было бабушкино словцо – «выкаблучиваться», и оно подействовало на нее успокаивающе.
Виктор ходил вокруг старого комода и примеривался к нему. В результате он был вынужден признать, что тот совершенно неподъемный, и начал открывать ящики один за другим. В них оказалось старое, пожелтевшее от времени белье, ветхие полотенца, еще какие-то бесполезные тряпки, которые он брезгливо разворачивал и засовывал обратно. Странно, думал он, почему они не увезли вещи с собой? Но потом вспомнил про Мишку, Женьку и Сеньку и поморщился. Понятно почему.
Интересно, что в доме совершенно не было книг. Ни одной. А ведь все трое почтальоновых ребятишек, как их называла Андрюхина мать, были большими охотниками до чтения. Конечно, они читали не то, что Виктор, Хемингуэя и Сэлинджера, а литературу попроще, типа Лондона, или Пикуля, или Дюма, но читали много, взахлеб и потом всегда делились прочитанным. Виктор вспомнил, как тетка Рая гордилась детьми – начитанные! Получается, шмотки старые оставили, а книги увезли до единой. Впрочем, может, они в мансарде?
– Тонь, подойди, пожалуйста!
Она появилась в дверном проеме.
– Слушай, тут весь комод барахлом забит, его нужно выкинуть. Ты сама сможешь?
– Ну конечно, – кивнула Тоня, хотя немного удивилась: – А почему ты сам не разберешь?
– Не хочу с чужими тряпками возиться, – признался он. – И еще… Если бы все тут совсем чужое было, тогда другое дело, а я ведь бывших хозяев знал хорошо, и у меня такое ощущение… неприятное, в общем. Понимаешь?
– Ладно, Вить, я разберу. Мой руки, пойдем обедать.
К вечеру выглянуло солнце и потеплело. Солнечные лучи заливали сад, и яблоки отсвечивали розовым. На их фоне маленькая рябинка у самого дома казалась неправдоподобно красной, слишком яркой. Виктор сидел у дома на бревнышке и хрустел антоновкой, подобранной с земли.
– Тонь, я вот что придумал… – позвал он.
Жена выглянула из окна.
– Давай-ка мы с тобой на пленэре сегодня поужинаем.
– В смысле?
– Ну, на свежем воздухе. У тебя что на ужин?
– Картошка с котлетами, салатик.
– А ты можешь стол во дворе накрыть?
– Могу, конечно. А зачем?
Виктор покачал головой.
– Эх, любимая супруга, нет в тебе романтики! Ведь так хорошо на улице, ну и чего ж дома-то сидеть? Решено, я столик вынесу, а ты пока ужин сооружай.
Вот ерунду придумал, сердилась Тоня, ставя сковородку на огонь и выкладывая салат на широкие зеленые листья. Ужинать на пленэре, наверное, замечательно, конечно, но ведь нужно кучу всего во двор вытащить. А обратно кто все понесет? Ну не Виктор же, конечно! Нет, он будет наслаждаться красотами августовского вечера и уминать картошечку с помидорами. А если выяснится, что на столе не хватает хлеба, то кто побежит в дом? Догадайтесь с трех раз. Тоня перевернула котлеты, мельком глянула в окно на Виктора, устанавливающего маленький столик, и задумалась.