Рука Вероны замерла, пока я говорил, и снова ласково коснулась моего лица.
— Хорошо.
— Лучше о себе расскажи.
Рука Вероны снова замерла.
— Когда ты умер, мне тоже было очень тяжело и плохо. И я тоже не хочу портить сегодняшний вечер. Сегодня у меня праздник, и я хочу думать только о хорошем.
— Тогда придётся весь вечер молчать — хмыкнул я.
— А я не против — улыбнулась Вероны. Подтащила мою руку к груди, обняла как самое дорогое, и немного покрутилась, устраиваясь поудобней — Ты — живой и со мной. Теперь я ничего не боюсь.
Потом мы просто молчали. Я время от времени прикладывался к бутылке и удивлялся, что можно быть счастливым от такого простого действа. Не от выпивки, конечно, а от того, что можно сидеть на полу, устроившись на подушечке, рядом со своей женщиной, просто молчать и быть счастливым.
Верона уже засыпала, и тогда я решился задать давно мучивший меня вопрос.
— Верона, скажи, а от кого у тебя ребёнок?
Сонные глаза медленно раскрылись, и Верона посмотрела на меня таким взглядом...
— Гордан, и у тебя ещё хватает совести спрашивать об этом?! — совершенно по-бабски произнесла Верона, и я тут же почувствовал себя последней скотиной, хотя и непонятно почему — Ты уже забыл как мы добирались до столицы? Забыл, что было в столице и потом?!
Это как раз забыть было трудно, и до меня медленно, но стало доходить.
— Так это что, ребёнок от меня?!
Наверное, у меня был очень глупый и растерянный вид, потому что Верона чуть успокоилась и снова улыбнулась.
— Я знала об этом ещё там, в столице, поэтому и попросила короля, чтобы он разрешил тебе жениться на мне.
— Так это... значит... — совсем растерялся я.
— Я хотела спасти отца своего ребёнка.
Ночь прошла как-то незаметно. Верона отказалась уходить в свою спальню и тихонечко посапывала, укрывшись пледом. А я так и просидел рядом диванчиком, поглядывая на уснувшую Верону. Спать совершенно не хотелось — слишком много всего случилось. Какая же у меня жизнь... непредсказуемая. Проблемы там, где, казалось бы, проблем не может быть в принципе. Долгие и мучительные сомнения — что сказать Вероне, и всё решилось мгновенно, стоило ей самой улыбнуться и сказать пару фраз. И всё — мир сразу воспринимается совершенно по-другому. Можно радоваться, но теперь нужно думать что сказать королю. Вроде я против него ничего не делал и не замышлял, но достаточно было письма баронессы, и моя жизнь снова висит на волоске. И материть баронессу бесполезно — по-своему она тоже права. Потеряла мужа, сына и владения по вине одного человека — ненавистного Хранителя. На её месте любой захотел бы отомстить, а мне на моём месте теперь придётся оправдываться, говорить только правду и давить на то, что меня, белого и пушистого, пытались убить нехорошие дяди. А кто это может подтвердить? Никто. Могут мои наёмники, но на королевский суд их не позовут. Вот в пыточные — это запросто. А ещё было бы неплохо доехать до короля живым — завтра ведь придётся отдать камень Лерану, и неизвестно, что со мной после этого будет. Для страховки обязательно написать письмо — жизнь мне это не вернёт, но немного испортит Лерану. А может... не отдавать ему камень? Вернее, отдать, но только после разговора с королём. А что, может получиться неплохо — я останусь живой до аудиенции у короля, смогу хоть как-то отвести угрозу от Вероны, Леран не посмеет топить меня перед королём, а после этого камень можно будет и отдать. Разумеется, такой вариант Лерану не понравится, и он может прибить меня сразу, как только камень окажется у меня. Значит... значит надо придумать что-нибудь убойное, чтобы Леран мог получить камень только из моих рук и только по моему согласию.
Уехать прямо с утра не получилось. Верона, проснувшись, и обнаружив меня прикорнувшим рядом с диванчиком, стала совсем счастливой и развила такую бурную деятельность, что мне с трудом удавалось ей сдерживать. Первым делом, разумеется, очень плотный завтрак. Потом потащила меня в гардеробную, оставшуюся от лорда Киксо. Тот был примерно моего роста, и проблемы с выбором не было. Проблема было в том, что Верона хотела одеть меня как можно богаче и красивее. И разговоры при этом были совершенно бабские: «Ты же в приличный дом едешь (дворец). Что обо мне подумают, если ты явишься оборванцем?» Я уж не стал говорить, что палачей мой внешний вид точно не будет волновать, и с трудом отбился от восьми комплектов парадной одежды. Взял всего лишь три, самых простеньких и практичных. На моё оружие Верона не стала покушаться, но коня мне привели лучшего из конюшни, и седло со сбруей были самые лучшие, отделанные серебром. Ещё Верона хотела отправить со мной десяток стражников, и я еле отговорился тем, что возьму уже проверенных наёмников, да и нужны они мне больше для солидности, чем для защиты.