— Мало будет — скажешь.
Служанка заметно повеселела. То ли рассчитывала на чаевые, то ли ещё что, но взгляд стал заметно приветливей.
— Щас всё будет.
«Щас» и в самом деле оказалось весьма быстрым. Каких-то пара минут, и служанка притащила пару бутылок вина и кружку. Вообще-то вино в бутылках по местным понятиям было выпендрёжом, и большинство предпочитали простенькое пойло из бочек. Я сам пил вино из бутылок только в присутствии Вероны и на её деньги. Я, конечно, не спец, но тогда вкус мне понравился. Да и оформлено было так, чтобы радовать не только вкус, но и взгляд — бутылка темного стекла, тисненая золотом этикетка, пробка зафиксирована проволокой (что-то типа нашего шампанского). В таверне, разумеется, было попроще — и этикетка блеклая, хотя рисунок и был выполнен в цвете, и пробка обычная, залитая сургучом. Я осторожно плеснул вина в кружку, пригубил. Конечно, не как у Вероны, но после той бурды, что обычно подавали в тавернах, очень даже ничего. Я милостиво кивнул служанке.
— Сойдёт. Тащи остальное.
Вино с голодухи сразу ударило в голову, и я чуть расслабился, разглядывая посетителей. Всё как обычно — мастеровые, приказчики, несколько женщин. Парочка из них откровенно скучали, но у меня и мысли не возникло приглашать их за свой стол. Нафиг, нафиг. Я ещё не настолько опустился, чтобы подбирать чужие объедки, да и венерических болезней здесь тоже хватало. Удовольствие на час получить можно, а вот где и как потом лечиться? Можно и к целительнице, но я ведь со стыда сгорю, рассказывая и показывая свою проблему. К тому же, целительница наверняка заинтересуется моей странной кожей, захочет посмотреть всё тело... Не, нафиг.
Принесли чуть парящую чашку с похлёбкой, булочки вместо хлеба, и я забыл про окружающий мир. Наваристый густой супчик был великолепен, но как описать его вкус? Я не смогу. Вроде были какие-то овощи, вроде какие-то крупы и специи, но всё вместе давало неповторимый вкус. А может это я соскучился по нормальной домашней еде? Больше месяца, считай, у костров, бесконечные каши и простенькие тюри. А тут...
Опомниться не успел, как чашка опустела. Вытерев со лба неожиданный пот, расслабленно отвалился от стола. А нормально здесь кормят! Если и остальные блюда будут не хуже, но сюда можно будет ходить хотя бы ради вкусного обеда.
Служанка, наблюдавшая за мной, тут же притащила большое блюдо, на котором горкой были сложены ребрышки с большими кусками мяса. Да ещё овощи, да жижка, да запах... Так и хотелось хватать и есть, но я себя пересилил — я же никуда не тороплюсь.
Откинувшись, пригубил вина. А жизнь-то налаживается!
Ковылявший мимо стола одноногий остановился, окинул взглядом моё пиршество.
— Похоже, дельце у тебя выгорело приличное. Угостишь на радостях?
Вот только алкаша-прихлебателя мне не хватало! Да и видуха... Высокий, худой как щепка. То ли от болезни, то ли с рождения, но весь словно усохший. Лицо костлявое, кожа неприятно бледная, взгляд устремлен на бутылки с вином. Взгляд непонятный — вроде просит, а вроде как и требует. Не может оторвать взгляд от бутылок, но промелькивают и остатки гордости. Если ещё не совсем пропил мозги, то может что и расскажет интересное?
В моих странствиях со всякими приходилось общаться, но вот к такими, опустившимися, всегда испытывал какую-то брезгливость. Ладно, выгнать всегда успею.
— Можно и угостить, — на лице одноного промелькнула радость — но... — лицо сразу напряглось — я давненько тут не был, так что придётся рассказывать все новости.
— Новости? Да сколько хочешь! — мужик ловко, по-хозяйски, устроился на лавке с другой стороны стола, положил под руку костыль и так же по-хозяйски рявкнул служанке — Эй, Ляля, кружечку мне.
Чувствовалось, что он здесь «за своего». Странно. Обычно алкашей в приличных заведениях стараются не пускать. Наполнив кружки, приподнял свою.
— Что будем праздновать? — мужик тоже приподнял свою.
— Живой остался, и то праздник.
— Верно — согласился собутыльник — Вот я теперь и праздную почти каждый день.
Не чокаясь, выпили, и алкаш, не спрашивая разрешения, сразу принялся за мясо. Основательно так, обгрыз ребрышко, уже не спрашивая разрешения, налил вина, и мы снова выпили. Он — до дна, я — пару глоточков. Я уже начинал жалеть, что разрешил ему сесть за стол. Не то чтобы мне было жалко вина или жратвы, но когда тебя пользуют только как источник дармовщинки, это противно.
Обчистив второе ребрышко, мужик снова приложился к кружке и неожиданно сказал:
— Лакмус.
— Чего? — Не понял я.
— Лакмус меня зовут — разъяснил мужик — А к тебе как обращаться?