Карл вошел в дом. Ощупью поднялся по лестнице на второй этаж. Да, он живет. Особенно в последнее время. С той самой минуты, когда, стоя на берегу под ярким солнцем, он смотрел на девушку, плескавшуюся в воде. С тех самых пор он чувствует себя особенно живым. Но какой в этом был смысл, он не знал. В чем-то это было для него тайной.
Он подошел к двери Барбары и постучал.
Дверь отворилась.
– Входи, – сказала Барбара.
Карл помешкал.
– Ладно.
– Входи же!
Он медленно перешагнул порог. Барбара закрыла за ним дверь. Остановившись посреди комнаты, он робко озирался.
– Как здесь красиво.
– Спасибо. – Барбара прошелестела мимо. Ее лицо и волосы сияли, отражая свет лампы в углу. Как будто она сделала прическу. На ней была блузка в цветочек и черные слаксы. И босоножки. Карл бросал на нее взгляд за взглядом, пока она двигалась по комнате, поправляя что-то в одном месте, потом в другом.
– Правда, очень красиво.
– Клади свою книгу.
– Хорошо. – Он положил рукопись на столик у кровати. Барбара украсила комнату кусками материи разных цветов. Смотрелось богато и красиво. Карл робко присел на краешек постели.
– Я прямо в себя прийти не могу. Драпировки. Картины. И цветы.
Барбара стояла у окна. Побарабанила по стеклу пальцами.
– Холодно снаружи, да? – На стекле собралась влага. Она задернула шторы.
– Да. Там холодно. – Карл развернул манускрипт. Коричневую бумагу и бечевку сложил на пол. Барбара казалась спокойной и сдержанной. И молчаливой.
– Я не брошу этот мусор здесь. Заберу с собой, когда буду уходить. Не хочу портить комнату.
– Здесь не так уж красиво. – Барбара села напротив него, в кресло.
– По-моему, здесь великолепно.
– Спасибо. – Она коротко кивнула.
Карл сел спиной к стене, раскладывая бумаги. Пружины под ним скрипнули. Он скорчил гримасу.
– Не обращай внимания. Они всегда так.
– Ладно. – Он устроился поудобнее. – Начинать?
– Уже?
Он моргнул.
– Ну, я…
Вдруг Барбара вскочила. Схватила два маленьких стаканчика с комода и принесла их на столик у кровати. Из какого-то угла комнаты достала бутылку вина и откупорила ее.
– Что это? – спросил Карл.
– Бургундское.
– А.
– Ты не любишь бургундское?
– Я… – Карл помешкал.
Барбара опустила бутылку.
– В чем дело?
Карл не знал. Он пробовал найти причину, но все его мысли перепутались, в голове стоял туман.
– Извините. Да, я выпью немного. Спасибо большое.
Барбара наполнила оба стаканчика и закрыла бутылку пробкой. Подала Карлу его стакан.
Карл сделал глоток.
– Приятное.
– Да. Это хорошее вино. – Барбара снова села. Оба сидели молча, потягивая из своих стаканов, ни один не заговаривал первым. Наконец Карл пошевелился.
– Что ж, наверное, я все же начну.
– Прекрасно.
– Вы – вы ведь хотите послушать? Я не хочу навязываться. Уже немного осталось.
– Конечно, я хочу, чтобы ты мне почитал. Я ведь сама просила тебя об этом. Забавный ты, Карл.
Карл взял свои бумаги. В комнате было темновато. Только небольшая лампа горела в углу. От этого краски на драпировках и картинах выглядели еще сочнее и глубже. Комната была очаровательна, но читать было трудно. На Барбару свет тоже почти не падал. Ее глаза казались большими и темными в полумраке.
Карл улыбнулся ей.
– Ну, поехали.
Барбара откинулась на спинку кресла, скрестила ноги. Руки сложила на коленях. Карл почувствовал, как его сердце забилось чаще. Начав читать первую страницу заключительной части своего трактата, он с изумлением обнаружил, что его голос сел и слегка охрип.
Почитав немного, он заметил, что Барбара, кажется, нервничает. Он опустил страницу.
– Что такое?
Барбара встала.
– Я тебя почти не слышу. Подожди. – Она подошла и села на кровать рядом с ним. Скрипнули пружины. Карл почувствовал, как провис матрас.
– Слабовата, да? – пробормотал он смущенно. И отодвинулся подальше. – Извините, у меня, кажется, сел голос.
– Ничего страшного. Продолжай. – Барбара вытянулась на кровати, прижавшись плечами к стене. Карл бросил на нее взгляд. И продолжал читать.
Слушая голос Карла, Барбара чувствовала, как ее клонит ко сну. Прижавшись к стене, она слышала тихий, напряженный шепот, который исходил от него, пока он сидел, склонившись над своей рукописью, лежавшей у него на коленях. Слова теряли смысл, сливаясь вместе до полной неразличимости. Но это не имело значения.