– В чем дело? – тихо спросила Барбара.
– Ни в чем.
– Я же вижу, что-то не так.
– Нет. – Он продолжал ходить. Что с ним? Вдруг он повернулся к ней. Она уже снова сидела на краю кровати. При виде нее, ее округлостей, ее яркой шелковой блузки его щеки опять зарделись.
– Ты все еще сердишься, да? – спросила Барбара.
– Нет.
– Что тогда?
– Ничего! – Он подошел к окну и отдернул штору. Выглянул наружу. Вскоре он почувствовал, что за его спиной стоит Барбара, стоит очень близко к нему. Ее дыхание почти щекотало ему шею.
– Карл?
– Да?
– Ты когда-нибудь простишь меня? Я не хотела засыпать.
Карл едва заметно улыбнулся. Трактат. Хорошо, что она… что она его не видела. Она думает, что он сердится на нее за то, что она заснула.
– Забудьте.
Он продолжал смотреть в окно. Небо было полно звезд, крохотных и ярких. При виде них он почувствовал себя спокойнее. Они были такие холодные, холодные и далекие. Словно фрагменты льда, увиденные с большого расстояния.
Он успокоился. Краска отлила от щек. Ушел румянец стыда, или что еще это было. Что же это было? Может быть, он никогда не узнает. Ужасно – не понимать. Что с ним произошло? Почему он так поступил? Невероятно! За пределами всякого понимания. Невозможно.
Он резко отвернулся от окна.
– Как бы мне хотелось помочь тебе почувствовать себя лучше, – сказала Барбара. – Ты не скажешь мне, что с тобой такое?
– Забудь об этом.
– Может, тебя от вина тошнит?
– Нет.
– Хочешь еще? – Она взяла его стакан. – Я налью тебе еще.
– Нет. Не надо больше вина. – Ему надо было вернуться к себе. Собраться с мыслями. Подумать. Вот именно. Ему надо подумать. Вернуть свой рассудок. На какое-то время он потерял рассудок.
Карл сел на кровать, взял со стола бумаги. Торопливо начал упаковывать их в коричневую бумагу. Барбара наблюдала, как он дрожащими руками спешно обматывает сверток бечевкой.
– Ты уходишь?
– По-моему, так будет лучше. – Он встал и пошел к двери. – Увидимся утром. За завтраком.
– Но почему?
Карл покачал головой. Он был как в бреду. Думал лишь о том, чтобы убраться отсюда. Как можно скорее. Уйти, спрятаться. Там, где его никто не увидит. Он должен уйти, пока не натворил что-нибудь еще. Что-то ужасное. Его пронзил страх.
– До свидания. – Он схватился за дверную ручку.
– Ты правда уходишь?
– Да.
Ее глаза стали большими и яркими. Мгновение она стояла, глядя ему в лицо. Потом отвернулась.
– Спокойной ночи. Встретимся завтра.
Карл помешкал.
– Я…
– Спокойно ночи.
– Увидимся утром. За завтраком. Тогда и поговорим. Ладно. Завтра утром. Большое спасибо за вино. Спокойной ночи.
Внезапно лицо Барбары дернулось. Она напряглась, застыла.
– Подожди.
Карл задержался, озадаченный.
– Ты слышал?
Карл покачал головой.
– Нет. Что?
– Слушай!
Они прислушались. Но ничего, кроме собственного дыхания, Карл не услышал. Его пальцы снова сжали ручку. Ему хотелось уйти.
– Барбара…
И тут он услышал.
Кто-то поднимался на крыльцо снаружи. Вот еще один звук, далекий, слабый. Как будто кто-то скребется. Неторопливые шаги, далеко внизу кто-то шаг за шагом поднимается по лестнице, медлительно и грозно.
– Там кто-то есть, – сказал Карл.
– Шшшш!
Человек уже вошел в дом. Время шло, тянулось бесконечно. Человек пересек холл и добрался до внутренней лестницы.
– Он поднимается.
Лицо Барбары странно ожесточилось. Глаза сузились.
– Да. Поднимается.
– Кто это? Верн? – Карл говорил почти шепотом. Что такое с Барбарой? Вся застыла, как изваяние. Лицо неподвижное. Как из камня.
– Это Верн? – спросил он снова.
Она не отвечала. Человек добрался до верхней площадки. Теперь он шел по коридору, медленно, короткими переходами, тяжелыми неверными шагами.
– Он что-то несет? – спросил Карл.
– Да.
Шаги приблизились. Человек остановился прямо за дверью. Карл напрягся, прислушиваясь. Он мог различить дыхание. Тяжелое сопение, как будто дышал зверь.
Барбара подошла к двери. Карл дал ей дорогу. Она схватилась за ручку и широко распахнула дверь.
Посреди коридора стоял Верн Тилдон. Стоял он странно, глубоко засунув руки в карманы и покачиваясь вперед и назад. Очки висели у него на носу, чуть не падая. Он смотрел на них поверх стекол. Из штанов торчал край рубашки. Галстук болтался. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты.