Я смущенно смотрю на официантку, притворяющуюся, что она протирает столы, затем вновь перевожу взгляд вновь на Дину и наклоняюсь чуть ближе к ней, к ее лицу, до которого мне так хочется дотронуться.
— Но это все неваж…
— А еще потому, что ты влюблен в мою сестру.
Она говорит с едва слышным намеком на всхлип в середине фразы — это легкая неровность тона, как у Карен Карпентер. Ее взгляд проникает в меня, подобно хакеру, проникающему в главный компьютер, и я на удивление беспомощен, этот взгляд вытягивает из меня все, всю мою сущность вытягивает со скоростью света; уловив мелькнувшее на мгновение в моих глазах чувство вины, она опускает голову.
Время от времени слышится звук ударяющихся друг о друга пепельниц — это единственный звук, раздающийся в кафе, если не считать всхлипов Дины. Секунды мне хватает на то, чтобы понять, что не стоит ничего отрицать. Слишком поздно, к тому же я все равно хочу ей рассказать — она ведь мой друг.
— Откуда ты знаешь?
— Ты мне сам сказал…
Она резко поднимает голову и вытирает слезы.
— …во сне.
Теперь я жалею о том, что не стал все отрицать.
— Быть того не может, — кипячусь я. — Я никогда не разговаривал во сне. Я никогда так крепко не засыпаю.
— Один раз заснул.
— Когда?
— У Элисон.
Я собираюсь что-то выдохнуть в ответ, но не решаюсь.
— Ты, наверное, подумал, что так и не побывал под гипнозом? — зло спрашивает она.
— Ну… нет… — запинаюсь я, исчерпав все запасы красноречия, — я помню, как на мгновение отключился…
Она угрожающе спокойно кивает головой.
— Да, когда я тебя обнимала, — подсказывает она, медленно, отчетливо выговаривая каждое слово. В каждой паузе между словами я слышу звук взводимого курка.
Меня точно судорогой сводит — я хочу повернуть время вспять.
— Точно… Но только на мгновение.
Она перестает кивать и уже мотает головой.
— Мы ушли в пятнадцать минут седьмого. Я соврала тебе на станции. Ты больше часа был под гипнозом.
Это заставляет меня нахмуриться. Сморщить лицо. Сморщиться.
— А как же человек, который должен был к ней прийти? — спрашиваю я.
Мой запутавшийся мозг наугад выуживает мелкие подробности того вечера.
— Он не пришел.
— А, понятно.
И что, по ее милости я впал в какую-то специальную исповедальную кому?
— И о чем я говорил?
Похоже, мне ничего больше не остается, только вопросы задавать. Она снова щелкает по дну пачки и берет сигарету.
— Ты перечислял мысли. Те мысли, которые не дают тебе заснуть.
— И что это были за мысли?
Она выдыхает дым и носом, и ртом одновременно.
— Бред, по большей части. Что-то про твоего дедушку было.
Зрачки у нее сужаются.
— А потом ты назвал ее.
Похоже, почетная обязанность назвать имя возложена на меня.
— Элис.
Вылетев из моего рта, это слово повисло между нами летучей мышью.
— Да.
— Что, и все? Просто «Элис»?
— В общем, да. Только громко. Чуть ли не срываясь на крик. Ну и «пожалуйста».
— Что «пожалуйста»?
— Ты так сказал. «Элис. Пожалуйста».
Я чувствую, как краснею, представляя себе это жалкое зрелище: я лежу и реву, как маленький ребенок, от которого отошла мама.
— Понятно, — отрезаю я. Ощущение, будто надо мной надругались.
— Ах, теперь ты злишься.
— Ну…
— Считаешь, что тебя обидели? Раздели? Унизили? — чуть ли не набрасывается на меня Дина. — Что ж. Пожалуй, у нас обоих такое ощущение.
Повисает тишина. Официантка тактично удалилась на кухню. Я, конечно, должен извиниться, но с чего начать? Если я буду извиняться так долго, как она этого заслуживает, то мы отсюда до Хануки не уйдем.
— Позволь мне кое-что сказать тебе, Габриель, — тушит она очередную только прикуренную сигарету. — Той первой ночью, когда еще приключилась история с лягушкой… Знаешь, почему я с тобой переспала?
— Ну… мне, в общем, иногда казалось, что, возможно, я тебе понравился.
— Нет, — отрезает она.
Спасибо на добром слове.
— Я серьезно повздорила с Элис перед тем, как прийти к тебе. Ей не нравилось, что мы, возможно, будем встречаться. Думаю, не нравилось это скорее Бену, но тогда они с Беном еще одинаково относились ко всему.
В зале кафе начинает играть какая-то бесцветная фоновая музыка. Кажется, «Симпли Ред». Похоже, официантка решила немного нам помочь.
— Как бы то ни было, не растекаясь мыслью по древу, скажу, что когда я к тебе пришла, то была более чем уверена, что мы будем встречаться — и все для того, чтобы ее позлить. По-взрослому, правда?