— И что же сказал вам психиатр? — шепчет Фрэн.
Я думаю, что сейчас она действительно шепчет, чтобы не разбудить Ника, хотя тут не угадаешь.
— Он дал нам это, — показываю ей рецепт.
Фрэн разглядывает его через бирюзовые линзы.
— Я не стала бы так мудрить, — замечает она.
— Ах, не стала бы, — зло отзывается Дина.
Как бы ни хотелось понаблюдать за кулачным боем в их исполнении, я все же вмешиваюсь.
— Послушай, Фрэн. Я знаю, что ты желаешь Нику только добра. Но думаю, что нам стоит поступать так, как сказал врач.
Она задирает голову, чтобы приглядеться к рецепту, — кажется, я через ноздри скоро ее мозг увижу.
— Эта штука превращает людей в зомби.
— А ты откуда знаешь?
— Я фармацевт. А еще я работала медсестрой в психиатрической больнице.
Чего?
— Чего?
— Я работала в больнице Модсли, на юге Лондона.
Она говорит медленно, как учитель, объясняющий сложный, но важный материал.
— Именно там я поняла, что принятое в нашем обществе понятие… — она изображает пальцами кавычки, слегка потревожив при этом Ника, — «психическое заболевание» неверно.
Не зная, как на это отреагировать, смотрю на Дину, но по ее лицу ничего не понять.
— Я погляжу, многие работники психбольниц в итоге сами сходят с ума, — спокойно говорит она.
Фрэн поворачивается к Дине, подозрительно напоминая своим движением Робокопа.
— Найди как-нибудь время и поговори с человеком; который поможет понять, что тебя беспокоит на самом деле.
— Знаешь, я не вижу особого смысла в течение пяти лет платить психотерапевту тридцать фунтов в час лишь для того, чтобы прийти к простому ответу… — указательный палец Дины направлен на Фрэн, — ты.
Фрэн кивает, и в этом кивке явно читается: «Интересный случай. Надо обязательно включить в мое исследование». Возможно, это самый отвратительный жест, который я когда-либо видел. Подавляя желание ударить ее по лицу, интересуюсь:
— Фрэн… Ник говорил, что, когда вы познакомились, там были еще какие-то люди и по кругу передавали трубку с травкой.
— Ну… да, наверное.
— А что это была за травка?
— Что за травка? Самая обыкновенная.
Она вдруг закрывает глаза.
— Хотя, подождите… тогда мой друг Мэнди как раз привез из Непала одну улетную тему.
— Что привез?
— Улетную тему, — открывает она свои бирюзовые, как реклама красок «Делюкс», глаза. — Чудесная вещь. На вид сильно отличается от обычной травки, больше похожа на маленький зеленый цветок. Очень красиво, правда. А что? Хочешь, чтобы я тебе достала?
Мотаю головой. Я не вижу лица Дины, но понимаю, что она кипит и готова выплеснуть все: что Фрэн с ее идиотским наркотиком стала причиной разлада между мной и Ником и что она может засунуть эту «улетную тему» вместе с расширенным сознанием прямо себе в задницу. Хватаю Дину за руку, чтобы удержать от этого: она смущенно смотрит на меня.
— Не стоит, — прошу я. — Не бери в голову.
Я серьезно. Фрэн явно из тех людей, которые никогда не признают своей вины ни в чем; к тому же она уверена, что с Ником происходит нечто определенно позитивное — прорыв, — и она будет только счастлива, оттого что причиной этого стал ее дурацкий наркотик, а мне бы не хотелось доставлять ей такое удовольствие. Фрэн продолжает глядеть на меня с невинным любопытством. И даже этот взгляд она изображает, это в какой-то мере сознательное действие, это «а теперь я смотрю на тебя с невинным любопытством».
— Что-то беспокоит тебя, Габриель? — спрашивает она, приводя тон в согласие со взглядом.
— Да, — отвечаю я.
Выражение лица чуть изменяется: «откройся мне, ведь я здесь именно для этого».
— Откуда у тебя эта шляпа? — спрашиваю я.
14
С днем рожденья тебя!
С днем рожденья тебя!
С днем рожденья, дорогая Мутти…
Бабушка улыбается и наклоняется — волосы у нее теперь окрашены в цвет, схожий с цветом чернил ее ручки «Басилдон Бонд», — к украшенному свечками торту с глазированными фигурками самых известных памятников Гданьска, которые там стояли до Первой мировой войны. Она мастерски делает глубокий вдох, на который способны только люди, уже не воспринимающие возможность дышать как нечто само собой разумеющееся.