Но иногда мне, в сущности, нужен именно секс. Анальный секс, более чем любой другой, является сексом ментальным: эротизм заключен в понимании того, что ты делаешь. И помимо этого эпизодического понимания, есть еще одно. Секс — это вообще поиск знания, попытка познать другого человека; проникновение — это изучение, а пенис — это освещающий путь факел (я, естественно, говорю за мужчин, поскольку, сколько я ни изучал, познать женщин так и не смог). Где-то в глубине тела запрятана ее тайна, но обычно кажется, что прямым путем до нее не добраться, в то время как другой путь, с детства, надо полагать, связанный с темнотой и опасностью, кажется самой верной дорогой к средине Иного. С Диной мне особенно хотелось, ведь она все время окутана флером загадочности, и хотя обычно за загадочностью не стоит ничего, кроме желания утвердить собственную ценность (по крайней мере, ценность для изучения), но чувствую, что загадка Дины совсем иного свойства, она настоящая.
Может показаться преждевременным стремление добраться до плода, который, по мнению многих, растет на самой вершине дерева сексуальных странностей, но Дина любит экспериментировать. Она меня всю ночь просила: «Скажи мне, что тебе нравится. Скажи мне, что тебе нравится». Я почему-то ответил, что сосиски. И «Карпентерс». Дина сочла это неудачной шуткой, реакцией на давление с ее стороны. Она хочет, чтобы я с ней разговаривал во время секса. А я не знаю, о чем. Знаю, что там говорят: «о да, детка», «сделай мне хорошо», «тебе нравится? а? мой член у тебя в заднице, тебе нравится?», «о-о-о! о-о-о! о-о-о!», «ja, meine Titten, ficken Sie meine Titten», «ха-ха-ха-ха!» Я не могу такое говорить — иначе мне придется отрастить усы и перекрасить квартиру в пурпурный цвет. Так что, когда она потребовала ответить нормально, я просто и безо всякого выражения сказал: «Анальный секс».
Я еще сказал, что всегда мечтал о нем, как о рождественском подарке.
— Поня-я-ятно, — протянула она, поворачиваясь на спину.
— Что такое?
— Я не уверена, что это удачная мысль.
— А почему?
— Почему? А ты попробуй повернись…
— У женщин болевой порог выше, чем у мужчин.
— Это правда, — согласилась Дина, приподняв бровь.
— Естественно, мы все прекратим, если будет больно.
— У меня такое ощущение, — сказала она, повернувшись на бок, чтобы лучше меня видеть, — что ты эти доводы вызубрил наизусть. Ты, случаем, никого еще об этом не просил?
Я прикусываю верхнюю губу, будто пытаюсь вспомнить что-то.
— А тебе не кажется, что Элис и Бен выглядели… забавно сегодня? — поинтересовалась она, барабаня пальцами по подушке.
— То есть об анальном сексе мы больше не говорим?
— Нет. Они кажутся напряженными из-за этих своих стандартов. Хотя и не насколько напряженными, как мои ягодицы последние пять минут.
— Тебе лучше знать. Ты с ними больше общаешься.
До меня начинает доходить, что мы не только больше не говорим об анальном сексе, мы вообще забыли про какой бы то ни было секс. Я положил ладонь ей на бедро и мгновение наслаждался мягкостью ее кожи, пока она резким движением не сбросила мою руку.
— Это сложно объяснить. Сначала мне показалось, что им было не очень комфортно с… — она замолкла на мгновение, как парашютист перед прыжком, — нами.
Я пропустил это слово мимо ушей.
— А теперь?
— А теперь мне кажется… — она двигала челюстью так, будто жевала жевательную резинку, — что слишком много чести. Что-то беспокоит их, и это не имеет никакого отношения к нам. Похожее напряжение возникало и дома. Не все время, конечно. Так, время от времени.
— А почему вы с Элис не поговорите об этом?
Лицо Дины скривилось в гримасе.
— Мы… не особенно обсуждаем личное. То есть, о ее личной жизни мы практически не разговариваем. Большей частью, потому что все было тихо и гладко. Говорить не о чем.
— Но о тебе вы разговариваете…
— Немного, — ответила она, слегка покачав головой из стороны в сторону. — Но очень устаешь, когда тебе дает советы человек, сам в них никогда не нуждающийся.