— Ты слышал, что я сказал? — спрашивает Бен.
— Не уверен, — отвечаю я. — Ты не мог бы повторить еще разок?
Бен пристально глядит на меня.
— Хватит дурака валять, Габриель. Это серьезно.
— Нет, — говорю я. — Это несерьезно. Совершенно несерьезно.
Я замолкаю. Боюсь, как бы не выдать себя с головой, и хотя у меня возникает ощущение, что, быть может, сейчас для этого самое время, но это не так.
— Что ты вообще имел в виду, когда говорил, что завязал с кем-то роман на стороне?
— Роман завязался. К тому же я подумываю о том, чтобы все прекратить.
— Да о чем тут думать?
Внешней стороной стопы Бен отбрасывает небольшой камень с дорожки. В футбол он всегда лучше меня играл — камень летит вправо и опускается точно на надгробие Брайана Гранмерси, на самый угол, чуть поцарапав то место, где написано: «Любящая тебя жена Дорис».
— Ну посмотри, что ты наделал, — упрекаю его.
Продолжая вести себя как обиженный трехлетний ребенок, он отворачивается и уходит.
— Кто она такая? — спрашиваю я, пытаясь мысленно нарисовать портрет женщины более красивой, чем Элис, но не получается — все время выходит Элис.
— Ты ее не знаешь, — отвечает он, не оборачиваясь.
Я вспоминаю, что начал он с вопроса о Дине. «Насколько ты серьезно настроен по отношению к Дине?» Серьезность вообще сложно измерить, но я даже готов был это сделать, у меня все инструменты вплоть до линейки были под рукой, но теперь им опять пришлось отправиться обратно в ящик. Медленная, но настойчивая черепаха моих чувств к Дине осталась далеко позади после неожиданного возвращения на дистанцию зайца Элис.
— А какое это имеет отношение к нам с Диной? — интересуюсь я.
На этот раз он оборачивается.
— Она не еврейка.
В моей голове вопрос с ответом никак не сходятся.
— Ну и что?
— Пойми, — начинает объяснять он, придавая вес своим словам тяжелым, несколько театральным вздохом. — Я знаю, что по-твоему это глупо и смешно, но в последнее время меня стало беспокоить, что я отдаляюсь от религии. Я ее теряю.
— Доктор, мы ее теряем, срочно дефибриллятор, — меланхолично замечаю я.
— Я так и знал, что ты это скажешь. Какой ты предсказуемый.
— Извини, — пристыженно говорю я. — Продолжай.
Из его больших ноздрей с шумом вырывается воздух.
— Последние полгода я все больше и больше об этом думал. Я даже поговорил с Элис об обращении в иудаизм.
— И что она на это сказала?
— Сказала, что согласна, раз уж для меня это так важно. Но, знаешь, этот процесс занимает целых два года, к тому же если у нее душа к религии не лежит, то она может не пройти испытания.
— Ладно, но мы-то с Диной тут при чем?
— Ну, в общем… Моя жена — не еврейка. Когда мы женились, мне даже в голову не могло прийти, что это окажется проблемой. Но вдруг оказалось. А потом у тебя что-то началось с Диной. Что-то серьезное.
— Ну, и?
— Ну, я и подумал: вот и все. Не быть больше роду Джейкоби еврейским.
Ничего себе. Он начал настолько издалека, что у меня это в голове не укладывается, так что я даже не беру на себя труд возражать, а ограничиваюсь предположением, которое вполне вытекает из его сумасбродной логики.
— То есть ты, надо полагать, трахаешь еврейку?
Он не отвечает.
— И ты, получается, думаешь, что ребенок, которого она могла бы от тебя родить, стал бы продолжателем нашего славного еврейского рода? Весьма похвально. На самом деле. Хотя, подожди… — щелкаю я пальцами, — что там в заповедях говорилось про адюльтер? Есть у меня такое подозрение, что «не прелюбодействуй».
— Послушай…
— Или ты просто решил прикрыть свою интрижку ворохом религиозной бредятины?
Я слишком сильно злюсь — меня вполне можно заподозрить в том, что я долго ждал этого момента. Кстати, что я вообще вытворяю? Что мне-то надо? Хочу ли я, чтобы Бен разрешил эту проблему, или я все же хочу, чтобы он отправился по неизведанному семитскому пути, оставив Элис на обочине, потерянную и не знающую куда податься, чтобы к ней на помощь пришел человек, на удивление похожий на того, с кем она разошлась? Довольно долго мы молча смотрим друг на друга.