Это дало Табби ещё кое-что, что не нравилось ей в её матери, наряду с тем, что случилось с её сестрой.
— Я не могу поверить, что она сделала это… удерживала тебя из-за своего желания.
— Как говорится в Библии, загробная жизнь бесконечна. Тысяча лет — всего лишь песчинка в пустыне, — он ласково улыбнулся дочери. — Но она не дала мне возможность двигаться дальше. Услышать, как мой Спаситель говорит: «Хорошо, мой добрый и верный слуга, получи мою награду», — и с этими словами небесный портал, казалось, открылся из стропил наверху, и пернатые руки ангелов протянулись вниз и схватили его. — Не нужно прощаться, Табби, — сказал он. — Мы скоро будем вместе.
Слёзы текли по лицу Табби, когда комната вспыхнула потусторонним светом, и он исчез.
Она стояла там, дрожа и одна, в течение долгого времени. Затем она достала из коробки следующее украшение. Она посмотрела на имя на шаре… имя, которое пронзило её сердце тупой, скорбной болью. Она не уронила его, как это было с отцом. Она осторожно отпустила его на половицы, боясь того, что это принесёт.
Дом снова наполнился ослепляющим голубым светом, а затем он исчез, открывая форму молодой девушки. Всё было именно так, как она боялась… хотя только поначалу.
Призрак стоял там — хрупкий, бледный, кожа вокруг её голубых глаз была тёмной и впалой от болезни. Её ночная рубашка — та самая, которую мама сшила однажды зимой в качестве рождественского подарка — висела бледной драпировкой на её изнурённом теле.
Табби закрыла глаза и помолилась.
«Пожалуйста, Господи… сделай это для неё. И для меня».
Она почувствовала тепло, подобное нежному дуновению весны, на своём лице, и открыла глаза. Та, что была перед ней, теперь была счастлива и полна сил и энергии. Её волнистые светлые волосы роскошно ниспадали на плечи, а лицо было розовым, свежим и полным. Её глаза сверкали, как сапфиры редчайшей формы и красоты.
— Привет, сестрёнка.
Улыбка Мэйбл была похожа на радугу.
— Табби! Ты такая красивая! Совсем не то неуклюжее чучело-сорванец, которого я знала… всего в синяках на коленях и ободранных локтях! Настоящая леди.
— Ты тоже прекрасно выглядишь, — сказала Табби.
Она едва могла говорить, задыхаясь от эмоций.
— Думаю, лучше, чем раньше, — признала её младшая сестра. — Спасибо, Табби. Спасибо за это.
Табби кивнула, чувствуя себя словно во сне.
— Больше никакой боли, Мэйбл?
— Нет, сестра. Никакой боли. Ни слабости, ни болезни, ни рвоты, ни тоски. Просто блаженство.
— Я рада, — Табби не хотелось, чтобы она уходила, но она знала, что не в её праве мешать. — Давай. Ты задержалась достаточно долго. Папа ждёт.
Мэйбл кивнула.
— Я люблю тебя, сестра. И, пожалуйста… не суди маму так строго. Что она сделала для меня… или не сделала… она думала к лучшему. Так или иначе, это было божье провидение.
Затем она воздела свои тонкие руки к небу и была вознесена.
Следующей Табби отпустила своих бабушку и дедушку. Они смеялись и разговаривали, просто счастливые быть друг с другом ненадолго. Табби больше всего на свете хотелось броситься в объятия бабушки и впитать знакомые ароматы мяты, корицы для выпечки и порошка Gold Bond. И ей бы очень хотелось игриво бороться со своим дедушкой, как когда-то, и чтобы он называл её маленькой чудачкой, пока она не рассмеялась бы. Но теперь они были другими… лишёнными привычек и традиций. Готовые вместе пройтись по небесным улицам.
После того, как они оставили её, взявшись за руки, Табби снова повернулась к коробке. Осталась одна ценность. Его. В памяти всплыли слова мамы Тош, чтобы предостеречь её.
— Осторожнее с этим, Таб, — мрачно сказала её мать. — Ты же не хочешь его разбить… и, не дай бог, в этом доме.
Она подумывала закрыть коробку из-под обуви и вернуть её на шкаф. Но она не могла вынести мысли о том, что он всегда будет рядом. Светящийся, тёплый, красный и полный яда, во тьме… заключённый в стекло и серебро, картон и хлопок.
Осторожно, ещё раз укутавшись от холода, она взяла коробку из-под обуви и вышла из усадьбы. Она спустилась по обледенелым ступеням и встала на нижнюю. Дальше простирался заснеженный двор с островками обветренного камня и ежевики, круто спускавшийся к дороге внизу. Она подумывала взять лопату из сарая для инструментов и закопать проклятую вещь, но знала, что в таком безрассудном поступке таится неуверенность и катастрофа.