– Все очень просто. Мне нужен опытный стрелок. И все. А насчет сентиментальности не тревожьтесь, я вряд ли способна кого бы то ни было полюбить.
Легкая ухмылка искривила его губы.
– Эта сделка, леди, будет заключена на моих условиях. Никакого вторжения в чужую жизнь, никаких вопросов. И я не стану убивать Зика. Я буду преследовать, когда надо. Я сделаю все, чтобы вы с Шеннон были в безопасности на вашем ранчо. Но у меня также есть и другие обязательства, Кристин. О них я тоже не могу забывать.
Она молча слушала его, не зная, что сказать или сделать. У него все так просто. Поразительно бесцеремонный тип. Похоже, ему и дела нет до собственной наготы.
Коул потрепал ее по щеке.
– Но почему? – спросил он.
Она изумленно тряхнула головой.
– Что «почему»?
– Ты предлагаешь мне то, что хотел Зик.
– Я ненавижу его. Ненавижу больше, чем вы можете себе представить. Он убил моего отца. Я скорее лягу в постель с бизоном, чем с этим мерзавцем.
– Понимаю. А я, надо полагать, на ступеньку выше бизона?
– На ступеньку ниже.
– Может, мне лучше уехать?
Кристин охватила паника. Она готова была на все, лишь бы удержать его, но гордость не позволяла унижаться. Кристин заметила, что он снова улыбается, снова его забавляет ее замешательство. Он наклонился и тихо заговорил. Его дыхание щекотало ей кожу, и мягкая борода ласкала ей подбородок.
– Будет еще один пункт в нашем договоре, мисс Маккайи.
Ее сердце немилосердно забилось, все тело напряглось.
– Какой же, мистер Слейтер?
– Я люблю, чтобы мои женщины испытывали голод. Нет, мэм, пожалуй, этого мало, я хочу, чтобы они умирали от желания.
Его слова и шепот делали свое дело. Как, впрочем, и ленивая едкая улыбка. Дрожь пробежала по телу Кристин. Она чувствовала себя раздавленной, и ей снова захотелось ударить его, но она боялась. Нет, не того, что он обидит ее. Может, это безумие, но она верила, что он никогда ее не обидит. Она терялась в догадках, что было причиной того безумия. Новые ощущения, которые породил в ней этот мужчина? Он заставил ее ощутить себя живой, как никогда прежде, терзаемой противоречивыми мыслями, потрясенной и… жаждущей каких-то сладких переживаний.
А между тем она лежала холодная и неподвижная, оцепеневшая от страха, страха, что ей не удастся удовлетворить его требования, что у нее нет того, что способно удержать его. Женщины… Во множественном числе. Ему нравится, чтобы его женщины испытывали голод… Нет, чтобы они умирали от желания.
Кристин совсем не знала его и, как и он, не хотела никаких осложнений, но то, что грозило произойти между ними, весьма и весьма осложнило бы им жизнь. Лежа с ним рядом, не в силах шелохнуться, она вдруг ощутила горькую обиду. Она жертвовала своей гордостью, своей честью ради этого чело века, а он ставил ее в ряд с другими женщинами, с которыми когда-то имел дело.
Коул коснулся ее подбородка, затем прижался губами к ее губам, щекоча усами ее кожу.
– Голод, моя прелесть. – В темноте Кристин почувствовала, что он улыбается. – Это так же возбуждает, как лежать в постели с куском льда.
Она, не глядя, шлепнула его, но он поймал ее руки, придавив к постели. Она сжала зубы, когда его смеющиеся глаза приблизились к ней.
– Простите, мистер Слейтер. Я неопытна. Отпустите меня. Вы же не хотите, чтобы я своим криком подняла на ноги весь дом.
– Кристин, черт тебя побери…
– Нет, черт вас побери! – Она готова была заплакать. Ну почему все получилось именно так? Не такой должна быть эта ночь, не такой она виделась Кристин в ее грезах. Совсем не такой. Эта ночь должна была быть после свадьбы. И всегда рядом с Кристин был Пол. В этом не было ничего отвратительного или неловкого. В ее грезах не было даже обнаженных тел, они были прикрыты покрывалами, и даже там она была одета в белое, и Пол шептал ей, как он ее любит и какая она красивая, и все это было необыкновенно чисто и невинно…
Тогда она не знала этих новых ощущений. И она не знала, что сможет продать себя мужчине, которому совершенно безразлична.
– Пожалуйста, – вдруг вскрикнула Кристин, пытаясь ускользнуть от его прикосновений. Слезы хлынули из ее глаз, и она отвернулась, чтобы он их не заметил. Она не могла больше вынести унижения. – Оставьте меня! Я… я не могу быть такой, как вы хотите, я не могу…
– Кристин!
Она затихла, услышав страдание и нежность в возгласе Коула. Он легко коснулся ее щеки. Затем придвинулся и обнял ее. Кристин с удивлением обнаружила, что он тоже дрожит, весь горит, как в лихорадке. Он снова и снова повторял ее имя, целовал ее лицо.
– Разве ты не видишь? Я не хочу привязываться к тебе. Я не хочу желать тебя вот так!
В его голосе она слышала страсть, глухую, тревожную. В его голосе была также и горечь, жгучая и болезненная. Он продолжал гладить ее руки, целовать ее, и это распаляло его. Каждое его прикосновение обжигало Кристин. Его руки были то нежными, то требовательными, то снова ласковыми и кроткими.
– Я не хочу желать тебя, – бормотал он, – но, Боже правый, я хочу тебя…
Затем он поцеловал ее, и все доводы разума испарились. Не о чем было говорить, поздно было рассуждать. Кристин прижалась к нему, позабыв обо всем на свете.
Казалось, все чувства нахлынули на нее разом. Голод… его рот был ненасытен, и он готов был поглотить ее всю. Его губы мяли, терзали ее губы, его язык, казалось, погружался в самые глубины ее существа, лаская, мучая, еще больше возбуждая ее.
Руки Коула скользили по ее телу, страстные и дерзкие. И в то же время его ласки были нежными, даже трепетными, но вдруг он с силой прижался к ней, будто желая на веки соединиться с ней.
Кристин не заметила, когда страх и дрожь прекратились, и началось что-то совсем иное. Она даже не заметила, когда успела снять тонкую ночную рубашку, не заметила, потому что его прикосновения были такими легкими, такими сладостными, стремительными. Может, это он ее снял? Она только видела, что Коул склонился к ее груди. Ласкал рукой ее грудь, целовал сосок, осторожно касался его зубами, сосал самый кончик его. Ласки Коула становились все требовательнее. Кристин готова была кричать. Никогда ни с кем она не была так близка, не знала, что способна испытывать подобные ощущения, что эти самые ощущения могут породить пальцы мужчины. Она вцепилась Коулу в плечи, едва сознавая, что делает ему больно. Сейчас ей казалось, что ее носит по волнам бушующего моря и Коул – ее спасательный круг.
А буря грозила перерасти в ураган. Губы Коула целовали ее шею, руки ласкали ее бедра, ягодицы. Движения его тела были быстрыми, и Кристин пыталась приноровиться к его ритму, но не могла. Она задыхалась, в изумлении ловя каждое новое ощущение. Он снова и снова ласкал ее. Его губы спускались от груди к животу. Его борода и усы безжалостно дразнили ее нежную кожу. Кристин почувствовала, как Коул коленом раздвигает ей ноги, и поняла, что наступает решающий момент, который изменит ее жизнь навсегда. Но даже тогда она не остановилась. Да и могла ли она бороться с ураганом?
И вдруг Коул замер. Его руки лежали по обе стороны от ее головы, он целовал ее с удивительной нежностью и шептал ей прямо в рот:.
– Ты чувствуешь голод?
Кристин не хотела отвечать. Все было настолько ново, настолько удивительно. Она лишь кивнула, но ему этого было мало.
– Кристин!
– Пожалуйста…
– Скажи мне.
– О Господи! – вскрикнула она, пытаясь выскользнуть из-под него. Но не смогла, Коул крепко держал ее. Она вскинула на него глаза, ее припухшие губы были полураскрыты, волосы золотой массой разметались на груди.
Коул улыбался, глядя на нее. Он положил руку на пульсирующую жилку на стройной шее, затем его рука скользнула ниже, коснулась груди, сделала круг на животе, опустилась еще ниже… Он гладил ее бедра и, не отрываясь, смотрел на нее. Внезапно Кристин почувствовала его руку внутри себя, двигающуюся в каком-то расслабляющем ритме.