Он находился в спальне, их спальне. Он несколько раз моргнул, чтобы сфокусировать взгляд. Он мог видеть окно и тонкую струйку лунного света. Дотронулся до головы – она была перевязана. Кто-то снял с него мундир, смыл дорожную грязь, положил на прохладные чистые простыни.
Кто-то. Его жена. Нет, не его жена. Кристин. Да, она его жена. Он женился на ней. Теперь она его жена.
Кристин остановила его, не дала убить человека. Но она остановила и этого человека, не дала убить его, Коула.
Внезапно он почувствовал острую боль в виске. Но понял и то, что пуля лишь слегка задела его.
По ступенькам лестницы застучали быстрые шаги, остановились возле двери в спальню. Коул быстро закрыл глаза. Кто-то вошел в комнату. Это оказалась Далила. Она говорила шепотом:
– По-прежнему без сознания. – Она потрогала его горло, потом грудь. – Живой, да и лихорадки нет, Бог миловал.
– Слава Богу! – услышал он еще один голос – Кристин. Коул почувствовал слабый запах ее легких духов, ощутил прикосновение ее пальцев, прохладных и нежных, к своему лицу. Затем зазвучал мужской голос. Мэтью… Она назвала его Мэтью. Конечно, это ее брат. Тот самый, кому он просил ее написать обо всем. Если б она написала, ничего бы не произошло.
– Он же мятежник, Кристин… После всего, что произошло…
– Да, черт возьми, после всего, что произошло, – прошептала молодая женщина. – И не пытайся меня осуждать! Ты уехал, присоединился к армии! Шеннон и я не имели такой возможности. К нам снова наведывался Зик…
– Моро вернулся? – ужаснулся Мэтью.
– Не так громко, – попросила Кристин. По ее голосу чувствовалось, что она очень утомлена. Коулу захотелось открыть глаза, обнять ее, отогнать все ужасы, которые принесла ей война. Но он не мог, что-то внутри не позволяло ему сделать это.
А может быть, она и не хотела этого. Может быть, она никогда не простит ему то, что он воевал в отряде Куонтрилла. Да он и не нуждается, чтобы ему это прощали, будь он проклят, если станет ей объяснять. И все же…
– Кристин, – севшим голосом попросил Мэтью, – расскажи, что у вас здесь случилось?
– Ничего не случилось. Но могло. Зик со своими головорезами хотел тут поразвлечься со мной, а потом, скорее всего, пристрелить. Еще он собирался продать Самсона и Далилу. Но ему не удалось, и все благодаря вот этому человеку. Он, к счастью, проезжал мимо, и Зику не повезло.
– Зик убит?
– Нет. Ему пришлось убраться. – Она помолчала. – Понимаешь, Мэтью, он не убивает людей просто так, хладнокровно. Я хотела, чтобы Коул убил его, но он не сделал этого. А потом… Ну, в общем, это долгая история. Но с тех пор как он на мне женился, здесь стало спокойнее. Они все… боятся его.
– Черт подери, Кристин… – Он осекся. Коул слышал, что Кристин тихо плакала, а Мэтью утешал ее. Коул сжал зубы: ее слезы были ему больнее, чем боль раны. Коул чуть приоткрыл глаза и искоса взглянул на Мэтью Маккайи. Это был высокий молодой мужчина с рыжеватыми волосами и голубыми, как у его сестер, глазами.
Коул пошевелился и широко открыл глаза. Брат и сестра отпрянули друг от друга. Кристин склонилась над Коулом и потрогала лоб. Ее мягкие волосы упали ему на грудь.
– Коул?
Он ничего не ответил, только кивнул. И увидел беспокойство в ее глазах. Это обрадовало его. Она ненавидит его за прошлое, но, по крайней мере, смерти его не желает.
– Познакомься, это Мэтью, мой брат. Я писала ему, но письма моего он не получил. Он не знал, что… что мы поженились.
Коул снова кивнул и перевел глаза на юношу. Тот все еще был в форме. От Коула не ускользнуло, что форма Мэтью Маккайи была куда лучше сшита, чем его собственная, и куда в лучшем состоянии, чем у большинства солдат-южан. Кольцо блокады сжималось. На Юге всего не хватало – лекарств, одежды, амуниции, продуктов. Всего. Он горестно улыбнулся. Юг гордился своим великолепием, своим блеском. Ли был великолепен, Джексон был великолепен, Стюарт был тоже великолепен. Но когда южанин погибал в бою, его некем было заменить. На войне люди самое ценное, а Конфедерации явно не хватало людей.
Юнионисты же, напротив, казалось, имели неистощимый запас солдат, добровольцев, наемников. И внезапная мысль, как вспышка молнии, мелькнула в голове Коула: южанам никогда не выиграть эту войну.
– Ваше имя – Коул, правильно? Коул Слейтер? – Мэтью обошел кровать и сел в изножье. Неловко глотнул воздуха. – Вы спасли жизнь и честь моих сестер, и я благодарен вам за это. Ни за что бы не выстрелил, если б знал. Виновата форма. Я с северянами. – Он говорил это, как бы оправдываясь. Нелегко было жителю Миссури воевать за северян.
– Вы имели на то причину. – Голос Коула звучал глухо.
Мэтью кивнул:
– Да, причина была. – Он колебался. – Сейчас я приехал домой в отпуск; наверное, и вы тоже?
– Что-то вроде того, – ответил Коул. Кристин вздохнула, но ничего не сказала. Коул не смотрел в ее сторону. Он улыбнулся Мэтью и потянулся к ее руке. Он знал, что Кристин разыгрывает из себя любящую жену перед братом, и гадал, как далеко она зайдет. Она позволила ему взять свою руку, обнять.
– Нам надо поладить, пока мы оба здесь, – проговорил Мэтью. Он протянул руку Коулу, и тот пожал ее. – Вам это подходит, мятежник?
– Вполне подходит, янки. Мэтью вдруг залился краской.
– Мне, пожалуй, лучше уйти, оставить вас вдвоем. – Он быстро встал.
Кристин тоже вскочила.
– Подожди! Я с тобой!
Мэтью подозрительно взглянул на нее.
– Но…
– Дорогая… – жалобно протянул Коул.
– Что, милый? – с невыразимой нежностью отозвалась Кристин. Казалось, сладкий сироп капал с ее уст. – Я не хочу беспокоить тебя сегодня. Тебе нужно отдыхать.
Поцеловав его в лоб, она выбежала из комнаты.
Мэтью улыбнулся.
– Скверная штука война, верно?
– Чертовски скверная, – согласился Коул.
– Она упрямая, – сказал Мэтью.
– Пожалуй, тут я согласен с тобой, янки. Мэтью засмеялся и вышел, закрыв за собой дверь.
Прошло три дня. Коул уже чувствовал себя почти здоровым и как никогда одиноким. Кристин ухитрялась избегать его, ссылаясь на то, что ему нужен покой. А ночи проводила в своей спальне. Но на третью ночь Коул проснулся, услышав, как Кристин вошла к нему.
Она стояла, прислонившись спиной к двери, и прислушивалась, не спит ли он.
Коул тихо поднялся и подошел к ней, закрыл ладонью ее рот и притянул к себе. Она попыталась крикнуть и высвободиться из его объятий.
– Тише! – остановил он ее.
Она укусила его руку, и он тихо выругался.
– Пусти меня! – сдавленным шепотом произнесла она.
– Ни за что на свете, миссис Слейтер!
– Бушхокер!
Коул усмехнулся.
– Не забывай, ты моя жена, Кристин.
– Если попытаешься взять меня силой – закричу, и Мэтью убьет тебя.
– Если я захочу приласкать тебя, кто же назовет это насилием? – возразил Коул.
– Пусти…
Но Коул и не думал отпускать ее. Он прижался к ее губам, держа так крепко, что она не могла пошевелиться. Затем поймал кисти тонких рук и сцепил их за ее спиной, прижимаясь нагим телом к ней все крепче. На Кристин была легкая ночная рубашка, не скрывающая от Коула все соблазнительные изгибы ее тела.
Наконец он оторвался от ее губ, и она смогла вздохнуть. Он стал целовать ее грудь через тонкую ткань.
– Я закричу! – прошептала она.
– Кричи, – ответил Коул, поднял ее и понес в постель, лихорадочно нащупывая за стежку ее рубашки. Когда усилия его увенчались успехом, он принялся целовать ее всю, и его поцелуи оставляли жаркий след на ее коже. Она умоляла его остановиться, а потом обвила руками его шею и притянула его голову к себе, покрывая поцелуями. Она вновь и вновь целовала его, говорила, что он негодяй, и вздрагивала от наслаждения, когда он лас кал ее бедра. Его ласки становились все более интимными, все более требовательными.