Да небось только в метро да по центру такими клоунами можно таскаться, а где-нибудь на окраине, где настоящие ребята с них за это спросить смогут, — там им лучше и не появляться! А с другой-то стороны — где они теперь, настоящие?
Вот для таких-то дуралеев и изобретают хитрые мира сего всякие напитки да сласти, а они, сосунки, думают, что в этом и есть главный смысл нашей жизни: дым пускать да пузыри надувать!
А мы, взрослые мужики, по сути их отцы, тем временем друг друга выпасаем и на тот свет спроваживаем! Не иначе как театр гладиаторов! Только без всякого объявления!»
Станислав стоял напротив импровизированной барахолки и рассуждал о мироздании и миропорядке, о том, как один человеческий вид вытесняет другой. Последний процесс он сравнил с разработкой дачного участка: вот получил садовод землю, принадлежащую болотистой местности, — что ему предстоит выполнить? Корчевку, мелиорацию, завоз щебня, грунта, песка, внедрение культур и всякое такое прочее. И что же в итоге получается? Совсем другая почва, другие растения и даже другие насекомые. Так вот и в России-матушке! Меняется все до самого основания!
«Ну а тем, кто остается самим собой, им-то что прикажете делать? Да взять бы хоть ту же самую рекламу. — (Весовому самому это иногда кажется странным, но он до сих пор не может привыкнуть к рекламе.) — Да нет, я не тешу себя возможностью возврата к нашему прошлому, — продолжал беседовать сам с собой Станислав. — Но тогда эти вещи могли быть подобными разве что Тунгусскому метеориту, упавшему на Красную площадь! А теперь, да, теперь все стало совсем иначе…»
Барахолка располагалась вблизи железнодорожной станции, там, где еще каких-то пятнадцать лет назад цвела и благоухала неповторимая дачная местность, а теперь высились многоквартирные громады, непреклонно вытесняющие живую природу из железобетонного организма города.
Весовой помнил и знал эти места, которые славились живительным воздухом и обилием водоемов. В годы его детства родители снимали здесь две комнаты в темно-красном доме, стоящем на перекрестке двух улиц. Драмой сегодняшнего дня стало то, что Станислав стоял как раз на том самом месте, где когда-то видел чудесные сны, резвился на траве и ловил зазевавшихся насекомых. Теперь здесь уже не существовало ни дома, ни сарая, ни берез и сосен, даже грунт был срезан мощным бульдозером — прошлое оказалось смыто, как эмульсия с кинопленки.
Станислав был экипирован в спецовку и оранжевую куртку дорожного рабочего. Это обеспечивало ему возможность спокойно наблюдать за двухэтажным деревянным домом, принадлежащим князю Волосову, одной из ярких примет которого был запаркованный во дворе желтый «Запорожец». Жилье Эвальда Яновича располагалось рядом с речкой, которую тоже прекрасно помнил Весовой, без труда восстанавливая в воображении картины того, как он ловит в ржавой воде мальков и головастиков, зачарованно смотрит на причудливые узоры из переплетенных водорослей и на манерное извивание пиявок.
Метрах в тридцати от дома Волосова стоял серый микроавтобус марки «тойота» с затемненными окнами, в котором кипела своя, возможно не очень ожидаемая для несведущих людей, жизнь.
— Я тебя спрашиваю: ты понимаешь, что ты сделал, или нет? Ты же грохнул моего лучшего друга! — Острогов орал в лиловое ухо Загубина, бессмысленно уставившегося на мониторы, и тряс кулаками, которые, к ужасу его подчиненного, действительно могли быть в любой момент пущены в ход. — Что я теперь с тобой должен сделать, а? Ну смелее! Что?!
— Так он же тогда, ну правда, кто же мог знать, Тимур Асбестович, что такая ситуация… — лопотал Нестор, стараясь не поднимать на шефа своих водянистых глаз, часто прикрываемых ставнями нервно подрагивающих век. — Каждый может…
— Нет, каждый не может! Такое может только полный идиот! — лютовал Бакс. — Они под это дело и Ангелину взяли: а ну она теперь, чернильная башка, расколется, а? У нее и так уже мозга за мозгу зашла, а теперь она еще и Левшу потеряла! И все из-за вашего тупого скотства! Ладно эти отморозки, Димка с Андрюшкой, а ты-то, профессионал с таким стажем?!