Третьим участником рейда по неблагополучным квартирам, в которых проживали несовершеннолетние, состоящие на учете в ОППН, мыслилась муниципальный инспектор по опеке и попечительству Лариса Карловна Мультипанова. Именно эта особа собирала информацию о несовершеннолетних, обитающих в недрах «социально-уязвимых слоев населения». Свой вердикт о возможном решении детской судьбы Мультипанова выносила на заседание муниципального совета, где имели право голоса только избранные год назад муниципальные депутаты. Инспектор была наемным работником и могла оказывать на ход событий только косвенное влияние, последнее же слово оставалось за народными избранниками.
Лариса Карловна должна была также подойти к отделу милиции, но вот почему-то задерживалась, а Ваня с Эльдаром уже приближались к 9-й линии. Морошкина поежилась от порывистого холодного ветра, огляделась и пошла в сторону 7-й линии. Дойдя до угла, она всмотрелась в перспективу линий и различила знакомую фигуру инспектора Мультипановой. Женщины пошли друг другу навстречу, встретились напротив сквера, примыкающего к Академии художеств, и приветливо поздоровались. Лариса, оказывается, заходила на рынок кое-что купить больному сыну, вот потому и задержалась. Они направились в сторону первого намеченного адреса, на ходу обмениваясь последними новостями.
Об инспекторе по опеке и попечительству Ларисе Мультипановой говорили самое разное. Недоброжелатели обвиняли Ларису Карловну в получении и даже вымогании взяток за выдачу различных справок, соучастии в продаже детей иностранным усыновителям и склонении к невыгодному, а иногда криминальному обмену жилья, принадлежащего их, как правило, обнищавшим и не совсем адекватным новым условиям жизни родственникам.
Поклонники Ларисы Мультипановой представляли женщину как бесстрашного и бескомпромиссного борца за детские судьбы, готовую противостоять любому ведомству и любой бандитской группировке. Эти люди поражались тому, как Ларису Карловну до сих пор не уничтожили ее бесчисленные и достаточно могучие противники, которых она нажила за годы своего несомненного подвижничества.
— Пока этот дом не рухнет, его, наверное, и не расселят? — Лариса Карловна с болью в выпуклых, словно постоянно испуганных глазах посмотрела на Софью Тарасовну. Очевидно, у Мультипановой не все благополучно обстояло с эндокринной системой, что и заставляло ее зрачки плавать в глазном яблоке, не соприкасаясь ни с нижними, ни с верхними веками. — Представляешь, чего стоит провести в таких жутких условиях свое детство? Мне кажется, если ребятишки в эту стену футбольным мячом посильнее ударят, так он и насквозь пройдет.
— Когда я смотрю на наш старый фонд, то каждый раз думаю: сколько же, вообще-то, нужно денег, чтобы все это привести хотя бы в относительный порядок? А если этим делом сейчас не заняться, то через несколько лет уже наверняка будет поздно. И что тогда? — поддержала Морошкина обеспокоенную спутницу. — Допустим, снести половину старых домов? А где же тогда жить? Да и снос, наверное, тоже немалых денег стоит?
— Ты знаешь, Сонечка, я никогда не была особым партийным активистом, хотя партбилет имела и, надо сказать, этого никогда не стеснялась, — тряхнула головой Лариса Мультипанова, что полагалось у нее в качестве нервного тика. — Но если честно говорить, то когда лучше всего строили? При Иосифе Сталине, правда? И никто, кажется, этого до сих пор пока не отрицает? А что при Никите Хрущеве построили, а при Леониде Брежневе? Да это же было просто форменное издевательство над человеческим достоинством, я такой, мягко говоря, архитектуре просто не нахожу иного определения!
— Это правда, Лара, и все мечтают жить именно в сталинском доме, — согласилась Софья. — У меня вот сколько есть друзей и знакомых, которые себе приличное жилье ищут и, главное, могут себе это удовольствие позволить, — так все они только на сталинские квартиры и нацеливаются! Ну вот еще немецкие дома всегда в моде — это те, которые пленные строили. Да ты их знаешь! Они и на улице Савушкина, и на проспекте Энгельса до сих пор стоят, и ничего им не делается! А строили-то когда? Тоже при Иосифе Виссарионовиче!
— Ну! А я что тебе говорю?! — понимание и поддержка воодушевили Мультипанову, и она еще несколько раз коротко дернула головой, словно дирижер, подчинивший все свое существо воплощаемой им музыкальной гармонии. — А что, скажите мне на милость, воздвигли при товарище Андропове, а при Черненко, а при Горбачеве? Сейчас, конечно, очень много строят, и я с этим нисколько не спорю, — но сейчас, согласись, настало совсем другое время, и это совсем другое строительство, это уже рынок! Шутка ли, по триста баксов за один метр брать?! Ну что, пойдем в хату, посмотрим, что там у нас творится с нашими горемыками?