Поэтому он вновь и вновь стремился убежать от действительности в свои сны, фантазии и приятные состояния: на природу, тренинги или в женские объятия.
Почему-то ему всегда казалось, что женщины знают больше — они как будто видят всю картину в целом, в то время как мужчины вынуждены выкладывать кирпичики — работая в строительстве, он знал в этом толк. Есть инженеры, которые создают проект, есть начальники, контролирующие работу, есть рабочие, но никто из них точно не знает до самого конца, каким будет конечный результат, у женщин же есть некая способность видеть всё сразу во всех временах. Именно это и привлекало Ярослава в женщинах.
Каждый раз погружаясь в новый мир ощущений с очередной дамой, он открывал для себя целую вселенную. Не то чтобы там находились нужные кусочки паззла, нет, но на какое-то время глубокое взаимодействие с женщиной позволяло увидеть конечный результат, ещё не проявленный, но уже существующий на тонком плане — общую вселенскую гармонию, которую он и искал.
Правда, чаще всего это занимало какие-то краткие мгновения, поэтому очень важно было уметь растягивать общение, как бы выпадая из времени в пространство абсолютного наслаждения.
Теперь все его мысли занимала прелестная брюнетка — художница с глубокими мудрыми глазами и стройными ножками, к тому же картины, которые она писала, удивительным образом повторяли многие образы из его снов. Скрытое послание из духовного мира вдруг начало материализоваться, и Яр не мог не думать об этом.
Но его беспокоила Маша, разговоры о ребёнке, о котором она мечтала, и просьбы начать в коттедже ремонт. В прошлом месяце, уступив истерикам жены, Яр действительно нанял бригаду, чтобы построить для неё идеальную жизнь. Но это был просто порыв, который прошёл так же быстро, как и начался — ветер успокоился, и снова ровно и сильно забилось сердце — сердце, которое методично, как часы, отстукивало ритм смысла, ради которого он жил. Этот смысл был поиском божественной гармонии, тех недостающих кусочков паззла, без которых он после кратковременных моментов прозрения снова падал во тьму неведения, заблуждений, омрачающих страстей. Если кого-то не устраивали его ценности, то это были их проблемы. Проблемы недостатка ума, мудрости или контроля. Его жизнь подчинялась поиску — и он не собирался поддаваться ни на какие манипуляции.
На самом деле, Яр вообще не понимал, зачем нужны дети, да и коттедж, построенный как-то в нетрезвом порыве по европейскому макету, слишком большой для одной маленькой семьи, не вызывал в нём никакого интереса. Яр вообще считал, что для жизни в городе достаточно и квартиры.
Его пугали эмоции Маши, которые она не выплёскивала сразу, а подолгу копила внутри, он всю жизнь обладал повышенной чувствительностью к ритмам других людей и просто не мог находиться рядом с ней — это было всё равно, что сидеть возле бомбы и слушать часовой механизм.
Яр знал, что долго она не выдержит и скоро взорвётся. Как именно это произойдёт, он не мог предсказать, но оказаться рядом в этот момент точно не хотел.
Однако он испытывал некоторое недоумение, не до конца понимая, что именно завело механизм саморазрушения в этой хрупкой девочке. Она всегда была спокойна, мила и сговорчива, как истинная ведическая жена, ни в чём ему не перечила и готова была на всё, лишь бы быть с ним — даже отпускала одного на семинары, хотя ей и не нравились увлечения мужа. Она доверяла ему, да и как иначе — он ведь фактически вытащил её из нищеты и беспросветной жизни в этой халупе у вокзала с тараканами, вонючими кошками и бухими родственниками. Теперь она могла даже не работать, но продолжала, потому что не хотела сидеть у него на шее — хотя это, конечно, был просто каприз. В любом случае, он ни в чём не ограничивал жену и вообще всегда относился уважительно к ней и её свободной воле.
Но с тех пор, как Маше взбрело в голову завести ребёнка, что-то вдруг поменялось: она стала вздорной, капризной и требовательной, и Яру всё меньше времени хотелось проводить дома. Конечно, у него не раз бывали мысли разойтись с Машей — он давно ничего к ней не чувствовал, да и привычки никакой не осталось. Привыкать к чему-то — это было ему не свойственно, он любил разнообразие и свободу. Можно было бы ещё привыкнуть к чему-то приятному, но в жизни с Машей приятного явно не хватало. Он не относился к числу тех мужчин, которые хотят после рабочего дня прийти в вылизанную квартиру и наесться до отвала домашней еды — хотя с этим Маша справлялась даже слишком хорошо.