Подходил к концу июль. Единственной самоорганизовавшейся системой в городе являлся образованный на чистом энтузиазме аналитический центр при комсомольском штабе — бывшем дворце музыки.
У Коня дела тоже не слишком ладились. Вдобавок другу попался какой-то параноидальный безопасник, стремящийся на корню зарубить все нововведения и требующий согласовывать с ним любую мелочь, вплоть до установки нового рабочего места или выхода на работу в неурочное время. Дай ему волю — жаловался Конь — наверное бы приказал не пользоваться сетью, обмениваясь информацией исключительно через переносные носители данных, а каждый файл хранить строго в единственном экземпляре.
— Тяжело двигать гору, особенно если любая живущая на ней букашка упирается и тянет в обратную сторону— посетовала голографическая фигура Коня, сидящего в столь же голографическом кресле. Причём кресло стояло не совсем в фокусе проектора, отчего правая ручка и две ножки не попадали в кадр и казалось будто крепкий светловолосый юноша с усталым выражением лица зачем-то балансирует на кресле с двумя ножками, вместо четырёх.
Проектор в номере гостиницы слегка барахлил. Так его и не починили за два месяца, проведённые Мотыльком в Чернореченске. Изображение Коня едва заметно подрагивало, словно отражение в текущей воде.
— Прорвёмся— резюмировал Конь. Сколько Мотылёк его помнил, друг никогда не позволял надолго овладеть собой меланхолии и печали: —Лучше расскажи какие у тебя отношения с боевой красоткой, с которой познакомил меня во время прошлого звонка?
— С Наташей? — переспросил Мотылёк: —Нет никаких отношений. То есть отношения есть, но только рабочие.
Конь недоверчиво поднял бровь. Умел он поднимать только одну бровь, не изменяя положение другой, отчего весь его вид принялся излучать недоверие и сомнение.
— Честно ничего нет— оправдывался Мотылёк.
— Ну и дурак— сказал Конь.
— Неужели это так заметно?
— Поверь, со стороны виднее.
Друзья перебросились улыбками, как мечом через сетку при игре в волейбол.
— Младший братишка занял второе место на общегородских гонках роботов без внешнего управления— похвастался Мотылёк радостной вестью, полученной в последнем письме от родных.
— Молоток! — подтвердил Конь, также следивший за новостями из дому: —Новосибирск упоминал, что консультировал его.
— Постой— взмахнул руками Мотылёк: —Прибегать к помощи искусственного интеллекта нечестно! Я не знал об этом.
— Брось— отмахнулся Конь: —Сам твой Алёшка робота клепал и программу для него сам писал. Новосибирск только прогнал виртуальную модель его машинки по виртуальной модели трассы и вернул юному конструктору лог, с указанием ошибок и слабых мест.
— Всё равно нечестно— повторил Мотылёк успокаиваясь: —Другие участники не имели возможности в полной мере испытать модели.
— Зато у них были свои дедушки и бабушки, мамы и папы, старшие братья и сёстра— с улыбкой парировал Конь.
— Ох и вставлю фитиль! — пригрозил Мотылёк.
— Новосибирску или Алёшке?
— Обоим!
Мотылёк сначала насупился, потом махнул рукой и улыбнулся. Братишка и в самом деле молодец, нужно будет не забыть сказать ему об этом, прежде чем устраивать разнос. И то, что воспользовался «недокументированной» помощью интеллекта, скорее идёт в плюс, а не в минус. Правил гонки не нарушал и не сваливал работу на других по принципу «папа у Васи силён в математике». Нет, но каков жук! Воспользовался помощью искусственного интеллекта «по знакомству».
— Слышал, к солнцу запустили самоходную научную станцию-корабль «Гамаюн»? Первый корабль, вышедший из ещё недостроенных лунных доков проекта «Орфей». Учёные на корабле-станции будут присматриваться к Меркурию и изучать солнечную корону. А то непорядок — планета простаивает без всякой пользы для человека.