Ник: Конечно, мы ненормальные. Но все равно, приходится жить вместе.
(Он жестом показывает на посетителей бара.)
Крапп: Нет никакой надежды. Наверное офицеру полиции не полагается так думать, но ей Богу, правильно это или неправильно, а такие уж у меня чувства. Почему мы такие паршивые? Это же хороший мир. Ведь как славно: встать утром и пойти погулять, и услышать запах деревьев, и увидеть детей по дороге в школу, и облака в небе. Это же так здорово, вообще, уметь двигаться и насвистывать песенку, если охота, или попробовать спеть ее. У нас же такой славный мир. Так почему они вечно воду мутят?
Ник: Не знаю. Почему?
Крапп: Мы ненормальные, вот почему. Мы больше ни на что не годимся. Сколько коррупции вокруг. Детишки идут и продаются. А каких-то два года назад они были в начальной школе. Все хотят побыстрей заграбастать кучу денег. Все ставят на лошадей. Никто не идет гулять к океану. Все мечутся и хотят чего-то или кого-то убить. Ник, я брошу полицейскую службу. Пусть другие поддерживают закон и порядок. Чего я только не слышу в штабе. Мне тридцать-семь лет, а я до сих пор не могу к этому привыкнуть. Плохо только, что жена начнет орать.
Ник: А-а, жена.
Крапп: Она прекрасная женщина, Ник. У нас два замечательных мальчика. Одному двенадцать, другому семь. (Араб подходит поближе, чтобы слышать разговор.)
Ник: Я этого не знал.
Крапп: О, да. Но что мне делать? Я уже семь лет хочу бросить. Я хотел бросить с первого дня полицейской школы. Я не бросил. Что я буду делать, если я брошу? Откуда возьму денег?
Ник: Вот одна из причин, почему мы такие ненормальные. Мы не знаем, откуда их взять, кроме как откуда мы их сейчас берем, и обычно этот теперешний источник нам совсем не нравится.
Крапп: Иногда я замечаю, что злюсь и ненавижу людей, просто потому что они унижены, обездолены, банкроты или голодны, больны или пьяны. А потом я сижу с этими воображалами в штабе, лижу им задницу и стараюсь произвести впечатление. На кого? На людей, которые мне совсем не нравятся. И мне противно. (Окончательно.) Я брошу. И все тут. Брошу. Уйду. Швырну им обратно и эту форму, и все эти атрибуты. Не хочу я этого. Это славный мир. Зачем надо вечно воду мутить?
Араб: (тихо, мягко, с глубоким понимание) Никакого фундамента. Нигде. Ни на грош.
Крапп: Что?
Араб: Никакого фундамента. Никакого фундамента.
Крапп: Точно, никакого фундамента.
Араб: Нигде. Ни на грош.
Крапп: (обращаясь к Нику) Он что, больше ничего никогда не говорит?
Ник: На этой неделе он больше ничего не говорит.
Крапп: А кто он вообще такой?
Ник: Араб или что-то в этом роде.
Крапп: Нет, я имею в виду, чем он на жизнь зарабатывает.
Ник: (обращаясь к Арабу) Чем ты зарабатываешь на жизнь, браток?
Араб: Работаю. Работаю всю жизнь. Вся моя жизнь, работа. Маленьким мальчиком и стариком, работа. На родине, работа. В новой стране, работа. В Нью Йорке. Питсбурге. Детройте. Чикаго. Имперская Равнина. Сан Франциско. Работа. Не милостыня. Зачем? Ничего. Трое сыновей на родине. Двадцать лет, не вижу. Потерял. Умер. Кто знает? Что. Ничто. Никакого фундамента. Нигде. Ни на грош.
Крапп: А что он на прошлой неделе говорил?
Ник: Ничего. Он на губной гармошке играл.
Араб: Песня с Родины. Я играю. (Достает из кармана гармошку.)
Крапп: Похоже, мировой мужик.
Ник: Самый мировой мужик на свете.
Крапп: (с горечью) Но ненормальный. Как и все мы. Буйно помешанный.
(Уэсли и Харри давно перестали играть и танцевать. Некоторое время они сидели за столом и разговаривали, потом начали играть в карты. Когда Араб заиграл свое соло на губной гармошке, они прекратили игру и стали слушать.)
Уэсли: Ты слышишь?
Харри: Вот это да.
Уэсли: Это плач. Это плач.
Харри: Я хочу смешить людей.
Уэсли: Это плач. Горький плач. Это старый плач. Плач, которому более тысячи лет. Откуда-то в пяти тысячах миль отсюда.
Харри: Ты можешь ему подыграть?
Уэсли: Я бы хотел подпеть, но я не умею петь.
Харри: Ты играй. А я попробую станцевать.
(Уэсли подходит к пианино и внимательно прислушавшись, подбирает аккомпанимент. Харри поднимается на эстраду и после нескольких попыток, начинает танцевать под мелодию. Это продолжается некоторое время.)
(Крапп и Ник тихо сидят, они глубоко тронуты.)
Крапп: (мягко) Ну, ладно, Ник.
Ник: Хмммммм?
Крапп: То, что я нес. Забудь об этом.
Ник: Конечно.
Крапп: На меня иногда находит.
Ник: Ничего страшного, надо же иногда выговориться.
Крапп: (теперь он снова полицейский, громко) И не пускай сюда девчонок.
Ник: (громко и дружественно) Бывай.
(Музыка и танец в этот момент достигают кульминации.)
Занавес
Пятый Акт
Вечер того же дня. Слышны звуки сирены. В бар заходят мужчина и женщина в вечерней одежде и шляпах.
Уилли все еще около игрального автомата. Ник стоит за стойкой. Джо за своим столиком изучает карту Европы. Коробка с пистолетом и пулями лежит на столе рядом с его стаканом. Он умиротворен, его шляпа сдвинута на затылок, на лице спокойное выражение. Том облокотился на стойку и мечтает о любви и о Китти. Араба нет. Уэсли и Харри тоже отсутствуют. Кит Карсон наблюдает за Уилли около игрального автомата.
Светская Дама: Ну, прошу тебя.
(Светский Господин с несчастным видом неохотно следует за ней.)
(Светская пара садится. Ник предлагает им меню).
(С улицы доносятся слабые и довольно комичные звуки песни, которую поют и играют члены Армии Спасения: громкий барабан, бубны, корнет. Потом посетители бара слышат голос кающегося грешника. Голос Пьяницы. Его слова трудно разобрать, но основная мысль ясна, как день. Он спасен. Он больше не хочет грешить. И так далее.)
Пьяница: (исповедуется, но он определенно пьян) Братья и сестры. Я был грешником. Я жевал тобак и волочился за бабами. О, я грешил, братья и сестры. А потом меня спасли. Меня спасла Армия Спасения. Да простит меня Бог.
Джо: Посмотрим-посмотрим. Вот город. Прибор. Чехо-словакия. Маленькая, прелестная, одинокая Чехо-словакия. Интересно, что это было за местечко, Прибор? (Зовет.) Прибор! Прибор! (Том подскакивает к нему.)