Третий на моей веревочке — Хьюзендаль. У меня все уже шло путем — только подставляй ладони. Но неожиданно я разнюхал, что его жена — лесбиянка. Конечно, сам знаешь, Мэт, тут нет ничего особенного. Но ведь он человек богатый да еще собирается баллотироваться в губернаторы. Почему бы, подумал я, не копнуть малость. Конечно, с женой дело прошлое, на нем много не заработаешь, но вот только непонятно, почему он все еще женат на ней. Может, он и сам какой-то перевертыш? Я копал и копал, потому что чувствовал: тут есть какая-то закавыка, но никак не мог узнать, в чем дело. Однако в конце концов все же раскопал: оказалось, он большой любитель мальчиков, и чем моложе, тем лучше. Такая уж у него болезнь, тошно и подумать об этом. Кое-что я сумел раздобыть. Например, оплаченные Хьюзендалем больничные счета за лечение поврежденных внутренних органов одного мальчонки. Но мне-то надо было кое-что посущественнее, лучше всего — фотографии. Уж не буду говорить, как, но кое-кто мне помог, и фотографии эти я получил. Должно быть, он наложил в штаны от страха, когда увидел эти снимочки. Конечно, обошлось мне это недешево, но оказалось самым удачным вложением денег, какое я только сделал.
Мэт, если кто-нибудь разделается со мной — сам или через какого киллера, — это может быть только один из них, и я хочу, чтобы ты схватил его за задницу. Но только его, а не двоих других, которые вели со мной честную игру. Вот почему я не могу оставить этот конверт у адвоката, чтобы он в случае чего переслал его в полицию. Те, что играли со мной честно, не должны пострадать. Я уж не говорю, что и среди легавых может найтись вымогатель, поэтому убийца может остаться на свободе и ему по-прежнему придется только платить откупные.
Ты, конечно, уже нашел небольшой конверт с твоим именем. В нем три штуки для тебя. Не знаю, может, этого мало, но ты ведь всегда можешь сунуть деньги в карман и наплевать на мою просьбу: после того, как отдам концы, я все равно ничего не узнаю. Но думаю, что ты сделаешь все как надо, ведь я давно заметил, что для тебя что-то значит разница между убийством и любыми другими преступлениями. Как и для меня. В своей жизни я делал много плохого, но никогда никого не убивал. И я всегда старался держаться подальше от тех, на чьей совести лежит этот тяжкий грех. Такой уж я человек. Я думаю, что ты тоже такой. Поэтому ты наверняка разберешься со всеми этими людьми, а если нет, мне об этом никто уже не сообщит.
Твой друг
Джекоб Джаблон, Орел-Решка»
В среду утром я снова вытащил конверт из-под ковра и долго изучал его содержимое. Затем достал записную книжку и сделал несколько пометок. Таскать с собой то, что оставил Орел-Решка, было бы крайне неблагоразумно: я ведь мог не только засветиться сам, но и навести кое-кого на свой гостиничный номер.
Улики, собранные Орлом-Решкой, оказались более чем убедительными, — они были неопровержимы. К свидетельствам о том, что Стейси, дочь Генри Прагера, задавила трехлетнего Майкла Литвака, конечно, можно было придраться, но это было не очень существенно. Орел-Решка всегда мог их дополнить, к тому же он знал, в каком гараже ремонтировали автомобиль Прагера, фамилии полицейских и сотрудников офиса окружного прокурора, которые были куплены. Ему были известны и еще кое-какие факты, с помощью которых не так трудно установить истину. Если передать все эти сведения хорошему судебному репортеру, он просто не смог бы удержаться от соблазна ими воспользоваться.
Материал, касавшийся Беверли Этридж, отличался большей красочностью. Одних фотографий было бы достаточно, чтобы держать ее на крючке. На цветных фото средней величины и слайдах она была хорошо узнаваема, и то, чем она занималась, когда ее снимали, не вызывало никаких сомнений. Конечно, кое-какие грешки молодости можно легко списать, если в последующем изменить образ жизни, особенно в тех кругах, где чуть ли не у каждого в прошлом было что-то подобное.