– Тогда и сидите рядом, – буркнул старший из младших.
– А уж это, ребята, я сделаю так, как сочту нужным. До– говорились?
Старший понимающе улыбнулся и скомандовал своей банде на выход. Они едва успели выскочить, когда двери с шипением закрылись и старый раздолбанный состав, скрипя и пошатыва– ясь, тронулся вон из города.
– Что ты им показала? – спросил Виктор спустя минут пять, когда дар речи наконец вернулся к нему. – Удостовере– ние дочери губернатора?
– Нет. – Она не приняла шутки. – Я – член Президиума Совета ветеранов Последней войны.
– Так ты что же, воевала?
Слова вырвались непроизвольно, и Виктор сразу почувс– твовал искусственность этого почти риторического вопроса.
– Да, – ответила Селена.
И они еще минут пять молчали.
Боже, думал Виктор, что же происходит в этом безумном мире? Дети воюют, взрослые пьют и развлекаются, солдаты ох– раняют город в мирное время, полиция не замечает происходя– щего вокруг, а тайная полиция, одевшись в форму, выходит на улицы с откровенностью паяцев и музыкантов. Очевидно, мир сошел с ума.
– Сколько тебе лет? – спросил Виктор.
– Двадцать, – сказала она, но он был не уверен, что ус– лышал правду.
– Мы действительно сопровождаем этого бедуина?
– Нет.
– Тогда почему ты вступилась за него?
– Я думала, тебе это будет приятно. Ничего, что я так сразу перешла на «ты»?
– Нормально.
– Просто, когда говоришь «вы», возникает какая-то ду– рацкая дистанция, словно общаешься с командиром части. А я всем, вплоть до комбатов, привыкла говорить «ты».
– Тогда со мной можешь чувствовать себя спокойно, – сказал Виктор. – Я был всего лишь командиром отделения.
Через десять минут они сошли на пустую полурассыпавшую– ся платформу и, дойдя до разрыва в покосившемся ржавом за– борчике возле единственной на весь полустанок запыленной надписи «ПЕРЕПЕЛКИН ЛЕС», свернули по деревянным сходням в колючие придорожные заросли боярышника. За ними начиналась знаменитая, некогда красивая и тенистая дубовая роща.
Теперь деревья уже не справлялись с затянувшейся засу– хой. Подлесок практически вымер, трава стала бледно-желтой и мертвой, какой она бывала раньше разве что в ноябре да в се– редине марта. Нижние ветки даже у самых могучих дубов, вязов и елей постепенно отсыхали и падали. Странно было вспомнить, что когда-то в лес ходили за грибами и ягодами. В этот лес можно было ходить только за дровами. А кое-где дрова начина– ли гореть, не дожидаясь перемещения в печку. Черные пятна выжженной пожарищами земли попадались по пути несколько раз. Впрочем, по размеру пятен было видно, что на тушение лесных пожаров в эти места выезжают оперативно. Ближайшие пригороды вроде поселка Перепелкин Лес входили в так называемую сани– тарную зону вокруг губернского центра, но дело было, конеч– но, не в этом, а в расположенных здесь дачах, точнее сказать виллах ответственных работников, в том числе и из столицы.
Значимость этих затаившихся в лесной чаще «объектов» никто в общем-то и не скрывал: так, на пути к губернаторской даче Селена и Виктор миновали три поста охраны. Сначала – полицейскую будочку с козырьком, затем – двух гвардейцев в штатском и, наконец, – уже знакомых по площади и электричке суровых малолеток в сафари.
На входе в поселок Селену окликнул старик, возившийся в огороде:
– Здравствуй, Леночка! Давно не видел тебя. Скажи, у тебя помидоры растут в этом году?
– Здравствуйте, дядя Фил! Вы забыли, я не сажаю помидо– ров.
– А что же ты сажаешь, ласточка моя?
– Только цветы, дядя Фил.
– Цветы – дело хорошее, но пустое. То ли, скажем, огур– цы. Вот славный овощ. Но они у меня уже второй год какие-то черные и совсем горькие. А помидоры просто посохли. Тяжело стало, Леночка, воду носить. Старею. Думаю вот арбузы поса– дить.
– Арбузы?! – удивилась Селена. – А разве им мало воды нужно?
– Да мне друг Паладин с Северной окраины обещал специ– альный сорт принести, говорит, вызревают практически без по– лива, на одной росе. А вот посмотрите, ты тоже посмотри, мил человек, – обратился он к Виктору, держа в руках клубок яр– ко-желтых корней, похожих на сплетенные пальцы. Один округ– лый корешок нахально вытарчивался в сторону, отчего весь корнеплод напоминал кулак, сложенный в форме кукиша. – Пос– мотри, как вот эта дрянь лезет. Поливай не поливай ее – ле– зет, окаянная, я уж притомился выпалывать.
– Зачем же ее выпалывать, дядя Фил, это же ручная репа.
– А ну ее к бесам, эту репу. Ручные бывают гранаты и животные. А репы у нас такой отродясь не было. Дурная она.
– Да нет, дядя Фил, – не согласилась Селена, – она вкусная.
– Ну ее к аллаху, дурная она, ей-Богу дурная…
Они уже пошли дальше, а старик все продолжал ворчать.
Виктор вспомнил ручную репу. Ее выращивали бедуины еще в те годы, когда он здесь служил. Тогда считалось, что дико– винку завезли из Африки. А уже много лет спустя кто-то расс– казал ему, что ни в Африке, ни в какой другой части света ничего подобного не встречается. Ручная репа была местным эндемиком и, очевидно, мутантом. От одного стебля уходило в почву несколько длинных желтых корней – этакая помесь хрена с морковкой. А когда овощ выдергивали по осени, полагалось сжимать его рукою посередине, и корни прямо на глазах, слов– но живые, причудливо скручивались, образуя каждый раз новую фантастическую фигуру. Конечно, в ручную репу любили играть дети. Правда, особо крупные экземпляры корнеплодов иногда больно сдавливали пальцы, и по городу даже ходили слухи о гигантской ручной репе, задушившей двухлетнего мальчика. Слухам Виктор не верил. Но ворчание добродушного симпатично– го дяди Фила оставило в душе неприятный осадок.
А дача губернатора оказалась каменным особняком явно довоенной постройки, принадлежавшим тогда какому-нибудь ми– нистру или автору бессмертных эпопей о трудовом народе. Участок был огромный, с соснами, орешником и жасмином, в ме– ру заросший, в меру солнечный, масса цветов, дорожки, посы– панные желтым песком, чуть в сторону от дома за фантастичес– ким буйством тропической зелени посверкивало зеркало пруда или, может быть, бассейна, а перед парадным крыльцом нагло бил мощной струей настоящий фонтан. Город давно забыло таком изобилии жидкости, и в какой-то момент Виктор почувствовал себя героем Сент-Экзюпери – бедуином (или мавром, но это, кажется, одно и то же), доставленным из Сахары во Францию, который, простояв уже добрый час у водопада в Альпах, отка– зывается уходить, пока не кончится эта вода.