И долго еще определено мне чудной властью идти об руку с моими странными героями…
Н.В.Гоголь
1
…судя по всему, мое житье-бытье час от часа становилось все нестерпимее…
Было раннее утро конца ноября. Телефон зазвонил в тот самый момент, когда «Алдан» в очередной раз завис. В послед– нее время, после одушевления, работать с машиной стало сов– сем трудно. Я со вздохом щелкнул «волшебным рубильником» – выключателем питания, и подошел к телефону. «Алдан» за моей спиной недовольно загудел и выплюнул из считывающего уст– ройства стопку перфокарт.
– Не хулигань, на всю ночь обесточу, – пригрозил я. И, прежде чем взять трубку, опасливо покосился на эбонитовую трубку телефона, где тянулся длинный ряд белых пластиковых кнопок. Слава богу, вторая справа была нажата, и это означа– ло, что мой новенький телефон принимает звонки только от на– чальства – от А-Януса и У-Януса, да Саваофа Бааловича. Впро– чем, зачем гадать?
– Привалов слушает, – поднимая трубку, сказал я. Очень хорошим голосом, серьезным, уверенным, и в то же время уста– лым. Сотрудника, отвечающего таким голосом, никак нельзя послать на подшефную овощную базу, или потребовать сдачи квартального отчета об экономии электроэнергии, перфокарт и писчей бумаги…
– Что ты бормочешь, Сашка! – заорали мне в ухо так сильно, что на мгновение я оглох. – …рнеев говорит. Слы– шишь?
– А… ага… – выдавил я, отставляя трубку на расстоя– ние вытянутой руки. – Ты где? У Ж-жиана?
– В машинном зале! – еще сильнее гаркнул из трубки гру– биян Корнеев. – Уши мой!
На мгновение мне показалось, что из трубки показались Витькины губы.
– Дуй ко мне! – продолжил разговор Корнеев.
В трубке часто забикало. Я с грустью посмотрел на «Ал– дан» – машина перезагрузилась, и сейчас тестировала системы. Работать хотелось неимоверно. Что это Корнеев делает в ма– шинном? И как сумел дозвониться? Я скосил глаза на телефон, потом, по наитию, на провод. Телефон был выключен из розет– ки. Сам ведь его выключил утром, чтобы не мешали писать программу.
– Ну, Корнеев, ну, зараза… – с возмущением сказал я.
– Дуй в машинный…
Я с мстительным удовольствием подул в микрофон.
– Привалов! Как человека прошу! – ответила мне трубка.
– Иду-иду, – печально сказал я, и отошел к «Алдану». К Витькиным выходкам я привык давно, но почему он так упрямо считает свою работу важной, а мою – ерундой? На мониторе «Алдана» тем временем мелькали зеленые строчки:
– от «А» до непроизносимых согласных языка мыонг. В конце она выдала «Сашка, будь челове…», после чего замерла с приподнятой литерой «К». «Алдан» снова завис.
Обесточив машину, я вышел из лаборатории. Ну, Корнеев! Даже в «Алдан» залез! «Будь чело…» Я остановился, как гро– мом пораженный. Если уж грубиян Корнеев просит помочь – зна– чит, дело серьезное! Мысленно приказав кнопке вызова лифта нажаться, я бросился по коридору… Молоденького домового, уныло оттирающего паркет зубной щеткой, я не заметил до са– мого момента спотыкания. Отдраенный паркет метнулся мне навстречу, я отчаянно попытался левитировать, но в спешке перепутал направление полета. Когда я наконец-то пришел в себя, на лбу имелся прообраз будущей шишки, а заклинание ле– витации упрямо прижимало меня к полу, пытаясь доставить к центру Земли. Ошибись я с заклинанием на улице, так бы ско– рее всего и получилось. Но в институте, на мое счастье, и полы, и стены, и потолки были заговорены опытными магами, и моим дилетантским попыткам не поддавались. Я перекрестился, что отменяло действие заклинания, сел на корточки и потер лоб. Домовой, забившийся поначалу в угол, осмелел и подошел поближе. Длинные, не по росту, хлопчатобумажные штаны уныло– го буро-зеленого цвета волочились за ним по полу. Широкий ремень из кожзаменителя съехал вниз. Латунные пуговицы были нечищены, одна болталась на ниточке.
– Жив? – шмыгая носом и утираясь рукавом, спросил домо– вой.
– Жив, – машинально ответил я, не обращая внимания на панибратский тон домового. А тот добродушно улыбнулся и до– бавил:
– Дубль…
– Какой дубль? – уже опомнившись, спросил я. Происходя– щее становилось интересным. Домовые слыли существами робки– ми, забитыми, в разговоры вступали неохотно. Только самые старые и смелые из них, вроде тех, что прислуживали Кристо– балю Хозевичу, были способны иногда на осмысленную, но край– не уклончивую беседу.
Домовой внимательно осмотрел меня и сказал:
– Удачный. Очень удачный дубль. Привалов-то наш научил– ся, все-таки…
Я ошалел. Домовой принял меня за моего собственного дубля! Позор! Неужели я становлюсь похожим на дублеподобных сотрудников?
– Ты так по коридорам не носись, – поучал меня тем вре– менем домовой. – Привалов… он того, неопытный. Сквозь сте– ны видит плохо, можно при нем побежать, чтобы он убедился – стараешься, и обратно когда идешь ходу ускорить… Тихо!
Мимо нас прошел бакалавр черной магии Магнус Федорович Редькин. Был он в потертых на коленках джинсах-невидимках, в настоящий момент включенных на половинную мощность. Магнус Федорович от этого выглядел туманным и полупрозрачным, как человек-невидимка, попавший под дождь. На нас с домовым он даже не посмотрел. Тоже принял меня за дубля? Почему? И лишь когда Редькин скрылся в дверях лифта – мной, между прочим, вызванного, я понял. Ни один сотрудник института не спотк– нется о зазевавшегося домового. На это способен лишь дубль… В душе у меня слегка просветлело. Для полной гаран– тии я поковырял пальцем в ухе, но следов шерсти не обнару– жил. Надо было вставать и бежать к Корнееву.