Лель тряхнул головой и снова пыхнул папироской.
— Вот вы бы стали такой барышне, как наша госпожа Мозес, на ногу писать? — внезапно обратился ко мне старик.
— Нет, — ошарашенный внезапным вопросом, отозвался я.
— Вот и он не может, — сокрушенно поцокал языком дрессировщик. — А он все уволю да уволю…
— Уволит. И вас, и вас, Глебски. — В дверях появилась встрепанная и испуганная Мила. Она в одно мгновение пересекла комнату и принялась судорожно трясти меня за руку. — Скорее, господин Глебски, — задыхаясь от быстрого бега, пробормотала она. — Срочно! Кревски уже близок к каннибализму. И если вы сейчас же не присоединитесь к остальным, я стану его первой жертвой. А мне этого, поверьте, ужасно не хочется!
— А что так?
— А вам бы хотелось?! — От удивления Мила даже остановилась и перестала трясти меня за руку.
— Да я не о том… Почему Меб психует?
— А ему разве нужен повод? — отмахнулась Мила. — Он раздобыл где-то Мозеса точь-в-точь как тот, настоящий. Ну, во всяком случае, так Кайса говорит. Она даже взвизгнула, как его увидела. Но уж больно важная птица. Везде с телохранителями. Всё по часам. И видно, не желает он с Кревски своим драгоценным временем делиться, вот реж и бесится. Говорит, ни минуты лишней не потрачу. Снимать будем днем и ночью…
Мила задохнулась, фыркнула, закашлялась и замахала руками, дополняя неоконченную фразу жестами. Я с сожалением оглядел комнату. Старик снова кашлянул и бросил на меня полный сострадания взгляд. Лель поднялся и двинулся к двери, показывая тем самым, что пойдет со мной. Я встал и пошел за ним.
Глава четвертая
— Достоверность! Достоверность — вот что нам необходимо, — талдычил Меб, меря шагами комнату. — Давайте переживем все заново. Переживем вместе с нашим зрителем, друзья мои. Поэтому мы здесь. Поэтому я дал вам возможность отдыхать, кататься на лыжах, просиживать за картами в гостиной, потому что все это — ваша работа. Проникнуться атмосферой этого места. Запечатлеть ее в своей душе…
Симонэ хмыкнул. Сневар и Ольга внимательно и серьезно смотрели Мебу в глаза, а Хинкус ерзал на стуле, не зная, куда деть руки. Моник таинственно переглядывалась с Олафом. Меб еще восклицал что-то, но очередная порция пафоса переваривалась с трудом, и я ощутил непреодолимые позывы к зевоте.
— Но, — наконец перешел к главному Меб, — предварительный этап подошел к концу. Пришла пора работать. Работать в поте лица! К завтрашнему дню все перечитайте повесть. Почувствуйте себя вашими героями, живите их жизнью… И — в бой, друзья мои!
Мне невольно пришло в голову, что сегодня определенно меня преследуют милитаристские метафоры. В бой мне, как человеку мирному, совершенно не хотелось. А вот по работе, честной, расписанной поминутно работе, я, по правде говоря, уже здорово соскучился и поэтому воспринял призыв Кревски с необходимой долей энтузиазма.
Меб, удовлетворенный выступлением, рухнул в кресло. На середину комнаты выскочила Мила и бойко ознакомила нас с новым графиком съемок.
— И последнее, — утомленно и торжественно провозгласил из кресла реж. — Завтра снимаем с Мозесом!
Надо признать, Кревски умел эффектно выложить последний козырь. В комнате поднялся оживленный гул. Разговоры о Мозесе совершенно вытеснили все прочие темы, в том числе и проделки неугомонного Погибшего Альпиниста, который снова бегал босыми ногами по коридору второго этажа (на этот раз следы видели Симонэ и госпожа Мозес) и курил в комнате Моник (о чем заявила сама Моник). Насчет последнего я был совершенно уверен, что маленькие изглоданные окурки, которые с возмущением показывало Сневару единственное чадо покойного брата господина дю Барнстокра, оставил мой приятель Лель. И, улучив минутку, я честно спросил его об этом, на что сенбернар ответил высокомерно-насмешливым хмыканьем, перешедшим в хрипловатый старческий кашель.
Мне, по правде говоря, тоже здорово хотелось курить. Но чадо стрельнуло у меня последнюю сигарету, и я не смог отказать. Я тоскливо оглянулся в поисках того, кто согласился бы составить мне компанию и снабдить куревом, и мгновенно наткнулся на еще более печальный, с тенью безнадежной покорности судьбе взгляд Хинкуса.
Хинкус был неплохой парень. Веселый и добродушный дядька, никогда до этого не имевший дел с синематографом и, к несчастью, начавший знакомство с этим непростым миром с нашего полоумного режиссера. Меб, с целью сближения и установления доверительных отношений катавший Кайсу в город, попросил свою беспрерывно хихикающую спутницу вспомнить как можно детальнее всех действующих лиц интересующей его истории, а Кайса тут же ткнула пальчиком в проходившего по тротуару мужчину и объявила, что «вот оне» так «очень похожи-с». Так бедняга фермер мгновенно стал Хинкусом, не имея ни единого шанса на побег или попытку к взлету.