— У него «Москвич-412».
Спустившись по лестнице вниз, Андрей обнаружил на дверях квартиры художника записку:
«Уехал на этюды. Буду 31-го. Седунов».
«Москвич-412» во дворе, разумеется, отсутствовал.
Круг поиска сужался. Из четырнадцати фамилий после звонка в ГАИ осталось пять. Андрей взял лист бумаги и написал:
Алабина Анна. У отца а/м «Нива».
Лисовская Виолетта. У матери а/м «Москвич».
Иноземцева Галина. У брата мотоцикл «Ковровец».
Огарков Василий. У отца а/м «Запорожец».
Яковлева Ирина. У отца а/м «Запорожец».
Потом немного подумал и приписал внизу:
Седунов К. М. А/м «Москвич», свой. Уехал на этюды!!
— А теперь займемся личным сыском! — сказал Андрей и придвинул к себе телефон.
— Алло… Анюту, будьте любезны. Что? Будет через полчаса? Извините.
— Алло… Виолетту, пожалуйста.
— Васька, черт чудной, ты что, не узнаешь? — внезапно раздалось в трубке.
— Да нет, это не Васька. Ты случайно не знаешь, куда Алиска пропала? — Андрей попытался перехватить инициативу и, по возможности, не представляться.
— Слушай, она вообще с концами пропала, сегодня утром милиция приезжала, с собакой…
— Ой! Ну дела! — воскликнул в притворном удивлении Андрей и бросил трубку.
Так… Лисовская тоже никуда не уезжала.
У Иноземцевых дома не было никого.
Ладно, пойдем дальше. По крайней мере первые две фамилии из списка можно смело вычеркнуть.
— Алло, Васька, ты? Слушай, я сейчас звонил Виолетте…
— Это Лисе, что ли?
— Ага. Так она говорит, Алиску сегодня милиция с собаками искала…
— Фофан ты тряпочный! Это ж еще утром было!
— Сам такой! — огрызнулся Андрей и бросил трубку.
— Алло… Иру попросите, пожалуйста. Ира? Здравствуй, это я, Андрей.
— Какой еще Андрей?
— Это 1-94-09? — назвал Андрей номер своего собственного телефона.
— Нет, это совсем другой номер.
— Тьфу! Так чего же вы говорите, что вы Ира?
— Я в самом деле Ира!
— Ой! Извините, я не туда попал!
Так. Четыре фамилии долой. Остались две.
— Ну что ж! — громко произнес Андрей, обращаясь больше к самому себе. — Умело проведенные розыскные мероприятия позволили сократить число подозреваемых до двух. А теперь займемся вещественным доказательством номер раз.
Он еще не знал, что люди, действительно раскрывающие преступления, такими выражениями, как правило, не пользуются.
«Вещественное доказательство номер раз» было пухлой клеенчатой тетрадью, вроде тех, в которых студенты записывают лекции. Сегодня утром ее нашли под Алисиным матрацем, и Андрей резонно предположил, что столь тщательно скрываемые записки могут дать хоть какую-нибудь зацепку.
Он прошел на кухню, зажег газ, поставил на огонь кастрюлю с водой и, открыв тетрадь, принялся за чтение.
Я, наверное, никогда не решусь рассказать вслух о том, что мне пришлось пережить 25 марта 1991 года. Но все же я доверю свой рассказ бумаге, ибо я снова ухожу в Мидгард путями Странников Восходящей Луны, и лишь одному Богу ведомо, вернусь ли вообще. Если нет — пусть мои записки прочтет любой, кто этого захочет. Мне безразлично, воспримет ли он их, как пустые литературные упражнения скучающей графоманки, ударившейся в фантастику, или поверит в то, что Мидгард существует и ждет странников из Верланда — так называют в Мидгарде наш мир.
Конечно, наверняка кто-то скажет, что не бывает так, чтобы все говорили одним и тем же языком. Скажут еще, что и вообще в семнадцать лет никто так не говорит и не пишет. Ну что я могу ответить на это? Ведь все разговоры записывались через несколько месяцев. Конечно же, они будут отличаться от магнитофонной записи — тем более, что в Мидгарде все равно не найти ни одного магнитофона. И, честное слово, за эти месяцы я стала старше не на одно десятилетие.
И еще одно предупреждение читателям. Не ищите собратьев по разуму и духу в космосе — их там нет. Ищите их рядом с собой. Они здесь, и я видела их.
Итак, все началось с того, что 25 марта я решила сократить путь до книжного магазина и воспользовалась дыркой в изгороди у «старого замка» на улице Маршала Рокоссовского.