Выбрать главу

Дрем не преувеличивал.

'Ты видишь своего друга, Ульфа?' прошептала Сиг Дрему.

Тот покачал головой.

Наступила тишина, и из темноты появились фигуры — процессия, во главе которой шел кадошим. Он был высок, темные волосы зачесаны назад и завязаны в узел на затылке, резкие черты лица и разрез глаз придавали ему вид рептилии. Его нос был тонкой линией.

Когда он вошел на поляну, среди собравшихся аколитов раздалось скандирование.

'Гулла, Гулла, Гулла'.

Сиг протянула руку к Дрему и схватил его за запястье.

Гулла, верховный капитан Кадошим, — шипела она. Второй после Асрота.

Капитан Кадошим прошел сквозь толпу, и она расступилась перед ним, его процессия следовала позади: двенадцать, четырнадцать фигур, подсчитал Сиг, все в плащах и капюшонах. Они остановились в пространстве между столом и валуном, образовав полукруг позади Галлы. Двое из них встали у его плеча, откинув капюшоны. Как и Гулла, они были светлокожими и темноволосыми, с размашистыми крыльями, одетыми в ржавые, железно-серые кольчуги и рваные плащи. Но они были другими: их головы были обриты, как у аколитов, и они были ниже ростом и коренастее.

Кто они? Кадошим? Но они не похожи ни на одного кадошима, которого я когда-либо видела.

"Этой ночью перелом в великой войне", — прокричал Гулла, голос был извилистым и чужим. Раздались одобрительные возгласы, рычание и шипение.

'Дети мои', - позвал Гулла, и двое за его плечом шагнули вперед, направляясь к огромному валуну.

Дети Гуллы! Какое злодеяние совершили эти Кадошимы? Какую тьму они навели на человечество! В нутре Сиг вспыхнул новый гнев, желание избавить мир от порока Кадошим

Двое полукровок достигли ворот в скале, раздался лязг цепей и скрип железных петель, затем звериный визг. Они появились вновь, держа между собой гигантскую летучую мышь; огромное существо извивалось и билось в их руках, его голова крутилась и огрызалась, но оно не могло до них дотянуться.

Дети Гуллы прихлопнули летучую мышь на столе, прижали ее к столу и держали за огромные крылья.

Гулла подошел к столу, и тут из толпы раздалось скандирование на языке, который мало кто понимал, но Сиг его знала слишком хорошо.

В толпе воцарилась тишина.

'Fuil agus cnámh, uirlisí an cruthaitheoir', - выкрикнул Гулла.

Кровь и кости, орудия творца, — прошептала Сиг. Дрем рядом с ней был напряжен, как натянутый лук.

Длинным черным ногтем Гулла перерезала летучей мыши горло, ее испуганный крик перешел в пенистый хрип, и жизненная кровь существа полилась на стол, собираясь и пузырясь, пока существо билось в конвульсиях.

"Шаг вперед", — сказал Гулла одной из фигур в капюшоне, которая следовала за ним сквозь толпу, высокая и стройная. Фигура откинула капюшон, голова была выбрита до светлой щетины, которая блестела в свете костра.

Женщина? подумала Сиг, хотя она не была полностью уверена; в этом человеке было что-то андрогинное. Мужчина или женщина, но он достал из плаща меч. Черный меч.

Меч Звездного Камня!

Рядом с ней Дрем зашипел, его тело дернулось, и он чуть не спрыгнул с крыши, только рука Сиг, метнувшаяся в сторону, удержала его. Он сделал глубокий вдох, одна рука потянулась к шее, пальцы прощупывали ее.

Он меряет пульс?

Дрем посмотрел на Сиг, в его глазах стояли слезы.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

РИВ

Пошатываясь, Рив поднялась с постели, усилия почти одолели ее, она чувствовала себя слабой, как новорожденный котенок, но вид Гаридаса, мертвого на выложенном камнями полу, его темная лужа крови и ее мама, стоящая над трупом с мечом в руке, придали Рив бодрости, которой ей так не хватало.

Она натянула бриджи и сапоги, льняную рубашку, которая затрещала на спине, шершавая, как наждак, но ей удалось ее надеть.

Афра подбежала к Гаридасу и опустилась рядом с ним на колени. Она закрыла его мертвые, остановившиеся глаза. Обвиняющий взгляд. Афра взяла его руку, измазанную кровью, и уставилась на свою маму.

Прости меня, — прошептала Далме. Затем, громче. Прости меня. У меня не было выбора. Я бы убила весь мир, чтобы защитить тебя и Рив".

Афра молчала, ее плечи дрожали, и Рив поняла, что сестра плачет.

Мама, почему? Что происходит? пролепетала Рив. 'Я не понимаю'. Ее переполняли эмоции, шок, ужас, смятение. Гаридас так много говорил о Коле и Исрафиле, о неподобающих отношениях.