«Это, конечно, не система „отделения“ Церкви от государства, — писал А. В. Карташев уже в эмиграции, — а лишь система „отдаления“ двух сторон друг от друга на такое расстояние, которое давало бы и Церкви свободу и государству позволяло бы[ть] светским, а не односторонне конфессиональным»[43]. Идея Карташева понятна: он стремился сохранить «морально-культурное сотрудничество» Церкви и государства, наивно полагая, что подобная идея вполне осуществима на практике при укреплении (не без помощи светской власти) соборной Церкви и правового (sic!) государства.
Помогая Православной Церкви стать соборной, Временное правительство считало вполне реальным соединение формулы Кавура — Chiesa libera in stato libero (свободная Церковь в свободном государстве) с положением об искреннем сотрудничестве Церкви с новой демократической (а вовсе не «симфонической») властью. Психологическая невозможность этого соединения, как показало время, была не меньшей, чем невозможность политическая; тем более что государство заявляло и о полной свободе всех других, разрешенных законом, религиозных конфессий и деноминаций (не исключая и их права на свободное «оказательство» своей веры): 14 июля Временное правительство приняло постановление «О свободе совести».
Искреннее желание созданной революцией власти «помочь» Церкви решить старые ее недуги, к сожалению, не привело к нахождению взаимопонимания большинства русской иерархии и Временного правительства, хотя и способствовало оживлению многих сторон церковной жизни. Это прежде всего касается начавшегося с весны 1917 г. свободного избрания (на епархиальных съездах) архиереев — тайным голосованием представителей клира и мирян. Таким голосованием на Владимирскую кафедру был избран и бывший архиепископ Финляндский Сергий. Синодальный указ от 10 августа 1917 г. подтвердил и узаконил это избрание. Первоначально Сергий рассчитывал на большее: вместе с епископами Уфимским Андреем (кн. Ухтомским) и Гдовским Вениамином (Казанским) он баллотировался на столичную архиерейскую кафедру, но избран все же был викарий Петроградской митрополии Вениамин.
Конечно, Владимирская кафедра была периферийной (все-таки не Петроград и не Москва), но, тем не менее, она являлась одной из старейших и почетнейших в отечественной Церкви и избрание на нее, убежден, нельзя рассматривать только как политическую «неудачу» руководителя Св. Синода…
15 августа 1917 г. в Москве открылся Всероссийский Поместный Собор. Давно ожидавшееся в церковном мире событие наконец свершилось. Была в этом деле и несомненная заслуга архиепископа Сергия, ставшего одним из его участников. Однако на Соборе архиепископ Сергий уже не доминировал, как ранее в Синоде. Более того, среди наиболее ярких имен его участников имя Владыки Сергия встречается не так уж часто. В качестве кандидата в Патриархи о нем высказались всего лишь пять человек, хотя все участники Собора знали о том, кто такой архиепископ Сергий и отдавали себе отчет в его талантах и способностях. Известно, что в первом туре голосования по вопросу о Патриархе победил архиепископ Антоний (Храповицкий): 155 голосов из 309. Архиепископу Сергию же досталось только 14. Во втором туре прошел архиепископ Арсений (Стадницкий): 199 голосов из 305. За архиеп. Сергия же подали еще меньше голосов, чем прежде — только 4. Третий тур окончился победой митрополита Московского Тихона (Беллавина): 162 голоса из 293. За архиеп. Сергия свой голос не отдал никто[44].
Разумеется, это совсем не значило, что будущий Патриарх на Соборе был совершенно «затерт», — вовсе нет: он руководил работой отдела «Церковный суд», 28 ноября 1917 г. был возведен в сан митрополита, а вскоре избран членом Священного Патриаршего Синода. Однако сравнить его влияние и авторитет с авторитетом и влиянием, например, Патриарха Тихона (Беллавина) нельзя никак. В реформируемой Церкви, где канцелярия уступила место возрождаемой соборности, митрополит Сергий был только «одним из» и притом далеко не самым ярким архиереем. Собор, продемонстрировавший способность Русской Церкви к творческому самообновлению, доказал, что Она сможет существовать даже в условиях политически недоброжелательного государственного строя.